Михаил Петрович Погодин был известен в Москве – о его скупости ходили легенды, но в то же время он мог быть и щедрым – жертвовал бедным, давал деньги начинающим авторам или же сам издавал их сочинения. Но если скупость его замечали многие, то добрые дела Погодин совершал всегда негласно, стараясь не говорить о них. Скуп же был потому, что не имел наследственных имений и богатств; все, что имел, заработал тяжелым трудом. Погодин сделал себя сам: сын крепостного крестьянина, он выбивается в люди, заканчивает Московский университет, становится видным историком, коллекционером, писателем, издателем журналов «Московский вестник» и «Москвитянин». Он «…видел кругом себя довольно долгое время нужду и бедность, с необычайным трудом он выбрался на ту дорогу, которой искала его душа, – дорогу большего и высшего образования, нежели среда, в какой сначала он вращался».

Погодинская усадьба, занимающая территорию современных участков № 10, 12 и 14, состояла из двух почти равных частей – левой, выходящей на угол с Большим Саввинским переулком, где находились основные усадебные строения, жилые и хозяйственные, и правой, занятой огромным садом и прудом. Вдоль улицы шла липовая аллея, поворачивавшая у правой границы участка внутрь его, к пруду. Главный дом усадьбы стоял по линии улицы (на месте правой части решетки перед домом № 12), одноэтажный, деревянный, в семь окон, с мезонином, откуда открывался вид на незастроенное широкое Девичье поле. В анфиладе первого этажа главного дома располагался рабочий кабинет Погодина, полный книг, картин, гравюр, документов.

Справа и слева от дома на равном расстоянии стояли деревянные же флигели. В одном из них находился пансион, содержавшийся Погодиным по примеру других профессоров университета. В пансионе жило и кормилось около десяти учеников. «Продовольственной частью заведовала старуха, мать Погодина Аграфена Михайловна, отличавшаяся крайней бережливостью», – писал А.А. Фет, оставивший живые воспоминания о погодинском пансионе, где он учился перед поступлением в университет.

Особенно памятен погодинский дом тем, что в нем много раз останавливался и подолгу жил Н.В. Гоголь. В Москву он приехал впервые в 1832 г. и тогда же познакомился с Погодиным, но остановился у него только в сентябре 1839 г. Для Гоголя отводился обычно мезонин. «До обеда он никогда не сходил вниз в общие комнаты, – вспоминал сын М.П. Погодина, – обедал же всегда со всеми нами, причем был большею частию весел и шутлив. После обеда до семи часов вечера он уединялся к себе, и в это время к нему уже никто не ходил; а в семь часов он спускался вниз, широко распахивал двери всей анфилады передних комнат, и начиналось хождение, а походить было где; дом был очень велик. В крайних комнатах, маленькой и больших гостиных, ставились большие графины с холодной водой. Гоголь ходил и через каждые десять минут выпивал по стакану. На отца, сидевшего в это время в своем кабинете за летописями Нестора, это хождение не производило никакого впечатления; он преспокойно сидел и писал. Изредка только, бывало, поднимет голову на Николая Васильевича и спросит: „Ну, что, не находился еще?“ – „Пиши, пиши, – отвечает Гоголь, – бумага по тебе плачет“. И опять тоже; один пишет, а другой ходит. Ходил же Н.В. всегда чрезвычайно быстро и как-то порывисто, резко, производя при этом такой ветер, что стеариновые свечи оплывали. Когда же Н.В. очень уж расходится, то моя бабушка закричит, бывало, горничной: „Груша, а Груша, подай-ка теплый платок, тальянец (так она звала Н.В.) столько ветру напустил, так страсть!“ – „Не сердись, старая, – скажет добродушно Н.В., – графин кончу, и баста“».