Пока Степа арендовал машину, я созвонился с Амиром и, сказав, что прибыл не один, договорился приехать к нему в Рабат[3]. Нам казалось, что Амир сможет дать какие-то ценные советы, касающиеся путешествия по Марокко. Полные энтузиазма, мы сели в машину, вбили в навигатор адрес, который указал Амир, и отправились покорять просторы африканской страны. Путешествие началось.

Дорога пролегала через луга с засохшей травой. Редкие деревья укрывали тенью своих крон глиняные дома с пологими крышами. Встречались люди в джеллабах[4], лениво двигающиеся по раскаленной сухой земле. Слева на горизонте выстроились вытянутые пальмы, накренив пушистые головы, а за ними, под самой кромкой, тянулась полоса глубокого синего цвета – притягательная синева Атлантического океана. От нее веяло свежестью и звенящей мощью. Степа вел машину, смотрел по сторонам и восклицал: – Как красиво! Как красиво!

Старенький Peugeot вез нас по просторам загадочной и удивительной Африки.

Мы прибыли в Рабат. Столица выглядела интересно. Вдоль широких дорог строем высились пальмы. По соседству с современными прямоугольными домами жили старинные мечети, их резные двери блестели золотом, а вытянутые минареты стрелами поднимались в небо. Пушистые деревья освежали улицы зеленью, пышно цвели и благоухали розовые и фиолетовые цветы бугенвиллии.

В назначенной точке я встретился с Амиром. Мы сразу узнали друг друга. Это был смуглый крепкий парень с пышной шевелюрой черных кудрявых волос и густой бородой. На щеке под его правым глазом виднелся шрам. Выглядел Амир мужественно, держался деловито и твердо, но весьма доброжелательно. Он крепко пожал мою руку, затем обнял меня и непринужденно поцеловал в щеку, словно мы видимся не первый раз, а давно дружим, и произнес на русском языке с грубым иностранным акцентом:

– Привэт, братъ.

Я сдержанно ответил:

– Привет.

Меня еще не целовали мужчины при встрече. Это был мужской братский поцелуй, так у нас в Краснодаре здороваются кавказцы, но все же для меня такая встреча было неожиданной. Амир заметил смятение в моих глазах и сказал:

– Извини, брат, видимо, у вас так не принято – целоваться мужчинам при встрече.

В голосе его звучала располагающая мягкость.

– Кое-где принято, – ответил я.

В машине я познакомил Степу и Катю с новым пассажиром, и мы отправились к нему домой. Амир был палестинцем с русскими корнями. Его мама родилась в Саратове, поэтому сам он хорошо разговаривал на русском и гордился этой частичной принадлежностью к нашей необъятной родине.

– Россия – мощь, Путин – красавчик, – говорил он и поднимал кулак вверх.

Оставив машину под пальмами, мы открыли черную скрипучую калитку и поднялись на третий этаж белесого квадратного дома.

– Не снимайте обувь, у нас ходят в ней, – предупредил Амир.

Пол квартиры был мраморным, как на первых этажах в школах моего детства; оконный свет отражался тусклыми бликами на его гладкой поверхности. Амир провел нас через несколько темных просторных помещений (холодный пол наполнял их прохладой) и привел в свою небольшую комнатку. Огромное окно пропускало солнечные лучи, которые, отражаясь от оранжевых стен, озаряли скромное убранство.

По периметру стояли четыре кровати, на стенах висели флаги Палестины, в углу находился вытянутый деревянный шкаф, рядом – узкий стеллаж с книгами. Теплый солнечный свет создавал уют и выгодно выделял комнату Амира из общего фона темной и серой квартиры.

Хозяин гостеприимно предложил нам располагаться на кроватях, а сам удалился. Мы рассматривали жилище и делились впечатлениями. Вскоре он появился с большим круглым блюдом, на котором был омлет с помидорами. Амир передвинул небольшой стол на центр комнаты и поставил на него блюдо, затем сходил на кухню и вернулся с булками ароматного свежего хлеба. Мы с аппетитом смотрели на еду, но не притрагивались к ней, ожидая вилки. Амир с беспокойством поинтересовался, почему не едим, – может, мы мусульмане (в эти дни шел Рамадан)? Я ответил, что мы ждем приборы. Тогда он улыбнулся и сказал: