Сообщив Добродееву немногочисленные известные мне подробности и получив от него указания технологического характера, я на несколько часов засел в студии программы «Сегодня утром». Отличительной особенностью НТВ тех лет была удивительная мобильность в редакционной политике. Собственно, сама редакционная политика строилась на полном и непререкаемом превосходстве новостей над всем остальным контентом. Если это было необходимо – с эфира снимались все программы, стоявшие в сетке. Экстренный прямой эфир мог продолжаться сколь угодно долго. Впоследствии это правило стали использовать и другие телекомпании. Так, мой личный рекорд – семь часов непрерывного прямого эфира 11 сентября 2001 года – относился уже к телекомпании ТВ-6.

По пустым дорогам утренней Москвы наша «тарелка» прибыла к месту трагедии очень быстро, и мы практически сразу смогли выдавать картинку в прямой эфир. Эта оперативность тоже была предметом гордости службы информации НТВ. Конечно, количество машин в Москве в шесть утра тогда, в 1999-м, и сейчас, более полутора десятилетий спустя, просто невозможно сравнивать. Но в любом случае выигрыш в скорости подготовки материала получала телекомпания, лучше оснащенная технически. А НТВ, как я уже говорил, в первые годы своего существования на технике не экономило и в числе первых стало использовать в новостях прямые включения с помощью спутниковых тарелок, установленных на автомобилях. Когда в ночь на 3 июля 1998 года на своей подмосковной даче был убит бывший председатель думского Комитета по обороне генерал Лев Рохлин, съемочная группа НТВ прибыла к месту преступления вместе с коллегами с других каналов. Но подъехать к даче Рохлиных оказалось невозможно, милиция блокировала дорогу. Тогда оборудованный «тарелкой» огромный Chevrolet Suburban, принадлежащий НТВ, просто съехал с дороги и, минуя милицейские кордоны, прямо через поле пробрался непосредственно к месту событий.

Без ложной скромности могу сказать, что работа службы информации НТВ в те дни была очень качественной. По тем фрагментам выпусков новостей, которые сейчас можно отыскать в Интернете, легко подсчитать, что прямое включение нашего корреспондента Александра Хабарова, например, продолжалось минут пятнадцать, не меньше. Мы старались создать у зрителя впечатление собственного присутствия на месте событий. Ведущий и корреспондент, то есть я и Саша, разговаривали друг с другом, обсуждая происходящее на наших глазах, комментируя его. Так, периодически к Саше подходили самые разные гости, эфирные спикеры, сообщавшие дополнительные подробности. Это могли быть как официальные лица, представлявшие милицию, ФСБ или пожарных, так и местные жители, ставшие свидетелями трагедии. Я мог в прямом эфире попросить корреспондента показать нам более крупно, что происходит на месте разбора завалов. И Александр Хабаров, стоявший в тот момент в нескольких десятках метров от развалин, у здания школы, в котором размещали пострадавших, тоже в прямом эфире озвучивал мою просьбу оператору: «Можете развернуть немного камеру?» Далее следовал «наезд», картинка становилась более крупной, и зритель, сидящий у себя дома у экрана телевизора, видел все подробности.

Еще одной значимой особенностью работы в таких условиях было отсутствие суфлера. Телесуфлер, помогающий ведущему телепрограммы читать текст без пауз и ошибок, требует определенной подготовки. Готовый текст ведущего получает редактор суфлера, который в процессе выхода программы в прямом эфире или же при ее записи следит за тем, чтобы бегущие по экрану строки совпадали с темпом чтения ведущего. Но в экстренных выпусках суфлер становился бесполезным, потому что физически невозможно было быстро написать текст, отредактировать его, сохранить и выдать на монитор. Поэтому приходилось или читать с листа, или говорить от себя.