Реакция императора Николая I была жесткой. Журнал, напечатавший пасквиль Чаадаева, был закрыт, а сам отставной корнет лейб-гвардии Гусарского полка, участник Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов, член Английского клуба, член декабристского «Союза благоденствия» Чаадаев (против которого царь повелел следствия не проводить) был официально объявлен сумасшедшим. Он был оставлен на свободе, но под присмотром врачей и полицейских.
Причина «репрессий» кроется отнюдь не в крамоле самого труда, написанного Чаадаевым, а в его абсолютной лживости и предвзятости. Подгоняя историю России под клише бездуховной и отсталой страны, поклонник католицизма начисто забыл все достижения отечественной философии, которые, как образованный человек, знать был обязан. Многовековой пласт отечественных философов, занимавшихся в основном проблемами этики, наш первый западник пропустил, словно неинтересные страницы занудного романа. Архиепископ Феофан Прокопович, мыслитель Иван Шувалов, великий Михаил Ломоносов – это лишь первые имена, всплывшие в памяти…
Именно странная «забывчивость» автора и подсказала императору Николаю I его решение. С точки зрения царя воспитанный дворянин не может сознательно искажать историю своей Родины и несправедливо выставлять ее в столь неприглядном свете. Так может поступить либо подлец, либо сумасшедший. Подлецом Чаадаева император считать не мог…
Много еще будет в русском «освободительном» движении разных мнений и идей, но все они и по сию пору имеют один весьма незамысловатый чаадаевский подтекст: «У нас все неправильно – у них правильно все». А отсюда следует и вывод, которому следуют в силу своей программы и совести все наши «освободители» от народовольцев до современных либералов: «Надо сделать у нас, как есть у них». Любой ценой!
Так страшная и разрушительная идея собственной ущербности была запущена на российскую землю сквозь благообразные книжные страницы. Ряды смутьянов пока были малы, но их число начинало незаметно расти. Ума и души читающих людей отравлялись ядом ложных измышлений о неполноценности собственной страны и «правильности» и «прогрессивности» ее геополитических противников.
И тогда начались, сначала потихоньку, а потом все сильнее, развиваться интеллигентские посиделки, кружки. Петрашевцы – именно под таким названием они войдут в историю России. Начиналось все весьма невинно. «Знание есть основа могущества человека», – писали петрашевцы в «Карманном словаре иностранных слов». Они собирались, размышляли и занимались самообразованием. Собрания у Михаила Васильевича Петрашевского стали регулярными, по пятницам. Других дел у весьма странного хозяина «вечеринок» не было. «Не находя ничего достойным своей привязанности – ни из женщин, ни из мужчин, я обрек себя на служение человечеству», – напишет Петрашевский. Он вообще терпеть не мог слабый пол и любил говорить, что большинство бранных слов в русском языке женского рода.
Начитавшись социалистов-утопистов типа Фурье, Петрашевский решил на свои деньги создать коммуну. Будучи дворянином и помещиком, он приказал своим крепостным переехать из их собственных лачуг в новое общественное здание, построенное на его средства. Крестьяне подчинились – барин приказал. Однако накануне ввода общественного дома в эксплуатацию его подожгли. Разумеется, никто никуда не переехал.