Стройка отеля обнесена километровым забором. От остановки идти далеко, но разве у меня есть выбор? Гэгэ и слушать не захотел, когда я попросила служебную машину.

- На маршрутке доедешь! – отрезал вредный мужик брезгливо поджимая губы.

Дождь не унимается, но я и так промокшая, поэтому иду, зачерпывая мутную грязную воду балетками. Документы небось все помокли, хотя они в пластиковой папке и сумке.

На стройке несмотря на дождь шумно. Я вхожу в ворота, показываю пропуск охраннику. Дороги тут нет от слова совсем. Лишь колдобины, ямы, заполненные дождевой водой и грязь… Дикая грязь, что облепила мои балетки.

Их теперь только выбросить – с досадой думаю я, ощущая, как подошва отклеивается от носков. Ну что за невезуха такая?!

До бараков, где сидит местная бухгалтерия еще идти и идти. Вот чего меня из главного офиса послали? Могли бы кого-то из местных к нам вызвать, это было бы логичнее, но начальству видней.

Звук дождя внезапно сменяется другим звуком, и я отскакиваю с дороги. Боюсь, что это бульдозер или какая-нибудь бетономешалка. Прыгаю в лужу и оказываюсь по колено в грязной ледяной воде.

Знакомая черная Бэха останавливается возле меня. Дверь открывается, и на меня идет злой, как тысяча демонов… гендир!

От неожиданности – ну никак не ожидала его тут увидеть, я отпрянываю, оступаюсь, и лечу прямо в грязную лужу!

Михаил Захарович с офигевшим взглядом наблюдает за моим падением.

- Ты хотя бы нормально ходить можешь, Овечкина?! – кидается он ко мне, хватая за шиворот.

19. Глава 19

МИХАИЛ ВОРОНОВ

- Ты – беременная! Ты моего ребенка носишь! Ты хоть нормально ходить можешь? Или только падаешь на ровном месте?!

Овечкина мокрая до нитки. С русых волос стекают холодные струйки. Они прочерчивают влажные дорожки по ее шее, стекают на выпирающие ключицы и исчезают в прорези расстегнутой на верхнюю пуговицу блузки. Я сглатываю.

- Снимай плащ!

Овечкина пытается расстегнуть парусиновую ткань мокрыми пальцами, но они мелко дрожат – ей холодно. Точно заболеет, дуреха!

Включаю обогрев в салоне на полную мощь. Тянусь снять с себя пиджак. Кристина тем временем справляется с молнией и пуговицами.

- Иди сюда!

Девушка боязливо подается ко мне, а я невольно вижу каждый изгиб ее тела под ставшей прозрачной мокрой белой блузкой. И ее полушария. Черт! Это безобразие надо прикрыть немедленно!

Я быстро закутываю ее в свой пиджак, стараясь прикрыть глаза и не видеть ее срамоты. Выходит плохо. Глаза просто не прикрываются, и с жадной отчаянностью вижу ее лифчик, кружевной и мягкий, без поролона, и все, что за ним. Кристине холодно, а мне жарко. Так жарко, что сейчас своей задницей салон подпалю!

Кристина укутывается моим пиджаком, и испуганно хлопает на меня мокрыми слипшимися ресницами.

- Нормально не могла одеться?! – начинаю орать я.

Я ору, потому что мне так привычно и понятно. Я не совсем понимаю, почему меня так волнует ее одежда, ее здоровье, ее тело. Я больше злюсь на себя, чем на нее, и ору можно сказать на себя.

- Ут-т-тром солнце было. – стучит она зубами.

- А зонтик в сумку засунуть?! Мозги не позволяют?!

- Он тяжёлый… а в сумку я завтрак положила.

- Жрать любим, да?! – нет, нужно брать себя в руки, не то меня ударом хватит.

Кристина удрученно отодвигается от меня и отворачивается к окну. По ее щекам стекают новые дорожки влаги. Ревет что ли? Вот, черт!

Включаю передачу и трогаюсь с места.

С Кристины на дорогую кожу кресла натекла целая лужа, плюс лужа на дизайнерском коврике у нее под ногами, да и пиджак мой плох в роли полотенца. Дурочку нужно срочно переодеть в сухое.