Я улыбнулась папе, и он улыбнулся в ответ. М-да, как же изменилась моя жизнь. Я еду домой даже не с одной, а с двумя парами новых нареченных (и еще одну оставила во дворце).

Жизнь у Виртуозов налаживалась, а у меня болталась вверх тормашками, но я старалась об этом не думать. Я не хотела, чтобы Калеб винил себя и в этом.

Когда мы добрались до папиного дома и я зашла внутрь, у меня отвисла челюсть. Папа убрал все мамины вещицы: снял со стен совместные с ней снимки, оставив лишь наши с ним фото; спрятал светильники с кружевными абажурами и выбросил глупые финтифлюшки. Дом стал обычным, и я была за это благодарна. Папа и правда покончил с прошлым, и, судя по всему, очень вовремя. Вышло бы неловко, окажись Фиона в доме, полном фотографий другой женщины.

Я повернулась к папе.

– Вижу, пока меня не было, ты времени даром не терял!

– Ты же не против? Но кое-что я для тебя сохранил, положил на твою кровать. А вот это, – он указал на большое зеркало, которое они с мамой как-то откопали в антикварном магазине, – мне кажется, ты захочешь оставить… для вашего с Калебом дома.

– Спасибо, пап, – кивнула я. – Я только за. По-моему, давно пора.

Он приобнял меня одной рукой, но мне этого было мало. Я обняла его за талию, как в детстве, и крепко стиснула. Папа тоже меня обнял, как бывало, и прижал к себе.

– Мне очень жаль Ребекку, милая, – прошептал он.

Я кивнула.

– Сейчас пойду к ее родителям.

– Хочешь, мы с тобой?

– Нет, – ответила я. – Мне и в одиночку-то будет трудно смотреть им в глаза. Лучше сходите со мной завтра на службу, ладно?

– Хорошо, как скажешь.

– Заодно вы пока тут устроитесь. – Я покосилась на Фиону, которая стояла в стороне, величественная и молчаливая. – Мы сегодня переночуем у Калеба. – Я не стала вдаваться в подробности.

– А я, думаю, поживу пока с Джен у Питера, – быстро вставил Биш. – Заберу только кое-какие вещи.

– Смотри в обморок не грохнись, когда увидишь их дом, – заметила я. – Он гигантский.

Биш не улыбнулся, но подошел и заключил меня в свои огромные медвежьи объятия, которых мне так не хватало.

– Мэгги… – Он вздохнул, не найдя что сказать.

В его мыслях действительно было пусто: не завалялось ни единого утешающего словечка. Я покачала головой, давая понять, что все хорошо. Он поцеловал меня в щеку и спросил:

– Ты же попозже заглянешь? К Питеру?

– Вряд ли, – ответила я и обратилась к Калебу: – Я хотела переночевать у тебя. Если ты не против.

Тот с укоризной кивнул:

– Само собой.

Я снова повернулась к Бишу и подытожила:

– Так вы и сами устроитесь, и никто вам мешать не будет.

– Как скажешь, – согласился Биш. – Мы придем завтра на службу.

– Спасибо.

Калеб по-прежнему держал в руках наши сумки. Я вдруг поняла, что ехать нам не на чем. Его мотоцикл остался у дяди Макса. Я перевела взгляд на папу.

– А можно, мы оставим вещи и зайдем за ними попозже?

– Конечно.

– Отлично, – кивнула я и сказала Калебу, своему мужественному телохранителю: – Можно идти.

Я потрясла связкой его ключей в переднем кармане толстовки. Они забрякали о кольцо-звездочку, которую ему подарили ребята из «Жаровни», словно напоминая: что бы ни случилось, на свете есть люди, которые любят меня, которым я дорога.

Я думала об этом, пока Калеб, держа руку на моей талии, повел меня на улицу; слышала, как папа и Фиона мысленно обо мне разговаривают. Бедная я, милая я, так много пережившая я. Но что насчет бедной Бекки? И бедного Ральфа? Ведь это они поплатились за мои ошибки.

Мы пошли к дому Бекки коротким путем, и мои кеды зашлепали по дороге. Калеб молчал и просто держал меня за руку, и я была ему за это благодарна. Общаться не особо хотелось, а хотелось лишь одного: чтобы Бекки оказалась жива… Но я знала, что это не так, и все из-за меня. Боже… Она обругала бы меня. Точно бы в клочья порвала.