– Вы сильно преувеличиваете, Николай Иванович, – тяжело вздохнул Мечников. – Я все равно неудовлетворен существующим положением дел, несмотря на то, что первоначальная работа над веществом, выделяемым из культуры паразитирующих на дынях плесневых грибов из рода Penicillum, в самом разгаре. Мы уже определили нужный нам грибок и перешли к разработке технологии по очистке конечного продукта. На самом же деле это было не так уж сложно, поскольку нужная нам плесень буквально вездесуща, и в скором времени мы сможем поставить с ее помощью заслон множеству болезней: пневмонии, тифу, и даже так не любимой вами гангрене.

Мечников печально вздохнул и снова отхлебнул горячего чаю.

– Несмотря на этот несомненный успех, Николай Иванович, – сказал он, – я все же нахожусь в некотором расстройстве. Ведь лекарство, которое мы рассчитываем получить из этих грибов, будет абсолютно бессильно против такого бича человечества как чахотка. С тех пор как умерла моя горячо любимая Людмила Васильевна, я дал себе клятву обязательно победить эту страшную напасть, с одинаковой легкостью отправляющую в могилу нищих и богатых, простых людей и представителей королевских фамилий.

– Сочувствую вашему горю, Илья Ильич, – участливо кивнул головой Пирогов, – но, насколько мне известно, то лекарство, с которым вы работаете сейчас, тоже немало для вас значит. Ведь оно должно излечивать больных брюшным тифом, от которого едва не умерла ваша вторая жена Ольга Николаевна. Да и сами вы тогда чуть было не отдали Богу душу.

– Когда Ольга заболела тифом, я был в таком отчаянии, что сам добровольно выпил культуру тифозных бацилл, – признался Мечников. – Но все кончилось хорошо. Очевидно, Бог сжалился над нашей семьей, и мы оба остались живы.

– Илья Ильич, хорошо все, что хорошо кончается, – произнес Пирогов, назидательно подняв вверх указательный палец, после чего заметил: – Кстати, о чахотке. В мире потомков чахотка уже побеждена, пусть даже и не окончательно. Неужели они не раскрыли перед вами секрет своего чудо-лекарства?

– Раскрыли, Николай Иванович, – воскликнул Мечников, тряхнув своей черной как смоль бородой. – Но работа с бактериями из рода Streptomyces, способными дать требуемое нам лекарство, пока еще лишь в самом начале. Вы представляете себе – подобных бактерий имеется более шестисот видов, но не более дюжины из них могут быть полезными человеку. К сожалению, среди потомков не нашлось ни одного моего коллеги-микробиолога, и теперь для получения лекарства нам придется перебрать огромное количество бактерий, большинство из которых абсолютно бесполезны для борьбы с болезнетворными бактериями.

– Илья Ильич, Илья Ильич… – тяжело вздохнул Пирогов, – вы еще так молоды, и у вас все еще впереди. Послушайте меня, старика. Самое главное – будьте внимательны и дотошны в делах, и успех, несомненно, вас не минует. Разумеется, чахотка, или как ее называют потомки, туберкулез, в свое время тоже будет побежден. И в этой победе, несомненно, будет доля и вашего труда. Чудес на свете не бывает, и лишь тяжелым повседневным трудом можно найти путь к успеху. Кстати, сколько бактерий пришлось перепробовать открывателю лекарства против чахотки в том мире, и сколько у него ушло на это времени?

Мечников порылся в стопке лежащих на столе бумаг и извлек на свет нужный листок.

– Э-э-э, Николай Иванович, – произнес он, – в конце тридцатых годов ХХ века, группа американских микробиологов работавшая под руководством уроженца Российской империи Зельмана Ваксмана, по заказу Американской ассоциации по борьбе с туберкулезом, после семи лет предварительных работ за четыре года поисков перебрала более десяти тысяч видов почвенных бактерий, которые были кандидатами на роль источника требуемого лекарства. Одни из обнаруженных препаратов были слишком токсичными для человека, другие имели слишком слабый эффект. И только к концу этого четырехлетия был получен препарат, получивший название стрептомицин. Еще три года ушло на клинические испытания и подготовку производства. И лишь через четырнадцать лет с начала поиска данный препарат начал применяться для борьбы с туберкулезом и проказой.