Первый лейтенант «Надежды», испытанный моряк и кавалер боевого ордена Ратманов, поддерживал капитана во всех спорах. Он бывал даже круче Крузенштерна, таков уж характер Макара Ивановича. И от других офицеров Ратманов суждений своих не скрывал. Вот и сейчас, на шканцах, продолжил он разговор:

– Да и не в том беда, что кукла он, а в том, что при пудреных своих мозгах лезет в морские дела. Здесь не императорский двор и не компанейские торга…

Лейтенант Головачев до того времени в разговоре не участвовал. Стоя у планшира, смотрел, как серебристыми веретенцами прокалывают воздух летучие рыбы. Сейчас он обернулся:

– Право же, Макар Иванович, непонятно, отчего вы так невзлюбили Николая Петровича. Мысли его не всегда совпадают с нашими, да не значит же это, что он дурной человек.

– Для своих друзей придворных, может, он и хорош.

– Да не столь уж он и придворный, и звание камергерское получил недавно. Николай Петрович просвещенный человек, недаром же служил в секретарях у знаменитого нашего стихотворца Державина. Говорят, что был знаком и с Радищевым, который чуть не лишился головы за свою книгу о непосильном рабстве крестьян…

– Знаком-то знаком, да только где сейчас Радищев, а где Резанов. Радищева камергером не жаловали…

– Ну и Николай Петрович камергерство свое не в петербургских палатах проживает, – слегка раскрасневшись, возразил Головачев. – С нами идет вокруг света. А каково ему? Жену похоронил недавно, тоскует. И о детях оставленных тревожится.

Ратманов, однако, не сдался:

– О жене, коли ее нет уже, не все ли равно где тосковать? – грубовато усмехнулся он. – Что на берегу, что в океане… А о детях обещана ему государем великая забота…

– Капитану нашему тоже несладко, – вмешался мичман Беллинсгаузен. – От молодой жены ушел в море, от сына, который только что родился. Легко ли? Небось ночей не спит…

– Да полно, господа, – сказал лейтенант Ромберг. – Что бы ни случилось, государь не оставит наших близких.

– Это уж точно, – усмехнулся Ратманов. – За государем мы как за каменной стеною…

Все неловко замолчали: слова были вроде и правильные, а вот усмешка Макара Ивановича…

– А что это, господа, мы о всяческой суете беседуем! – излишне громко воскликнул Беллинсгаузен. И добавил уже искренне: – О том ли надо думать, когда близится такая минута! Ведь экватор же! Мыслимо ли?

– А и в самом деле, черт подери! – весело согласился Ратманов. – Сколько ни плавал в жизни, а не чаял быть при таком деле. Российские корабли первый раз вступают в другое полушарие Земли! А?

– Да скоро ли уж? – нетерпеливо сказал Отто Коцебу.

В то же время шла беседа и в группе, где стоял Резанов. Глядя на матросов, что возились с парусиновым бассейном, майор Фридериций сказал, пряча под шуткой опасение:

– Как бы капитан наш не распорядился учинить Нептуново крещение всем без различия званий. Право, господа, экватор – великое достижение, но стоит ли он насморка?

– Полагаю, господин Крузенштерн пощадит нас, – в тон майору ответил Николай Петрович, – и ограничится лишь малой церемонией. Но совсем противиться обычаю нам сегодня не пристало… По правде же говоря, обычай сей мне кажется ненужным. Подобные игрища устраиваются обычно на кораблях иных наций. Надобно ли россиянам перенимать то, что чуждо русской вере и духу? Господин же Крузенштерн столь долго служил в английском флоте, что готов и у нас завести иноземные порядки.

– Однако же английских служителей на корабли не взял ни одной души, – вставил Толстой. – Адмирал Ханыков ему за то чуть шею не перегрыз, капитан же уперся: лучше русских матросов на свете нету.