– И все-таки, пока вы здесь. Мы могли бы…

– Ты мог бы пойти переобуться и помыть руки перед чаем, вот что ты мог бы сделать, Робби Бойд. Давай… марш! – Дуглас принялся затаскивать внутрь мешок гравия, который оставили рядом с домом.

– У тебя отличный парень, Кирсти.

Она улыбнулась.

– Ну да. И еще один ожидается весной, но мы пока ему не сказали. Его нужно к этому подготовить, а то он привык тут командовать курятником, наш Робби.

Саймон прошел за ней в дом. Кирсти. Она не изменилась. Она была все той же высокой, дружелюбной и беззаботной молодой женщиной, с которой он встретился шесть лет назад, завел мимолетный роман и получил по челюсти от Дугласа за свои потуги. И все-таки не той же. Она была матерью, женой, активным членом небольшого сообщества, в котором все рассчитывали друг на друга, особенно во время долгих тяжелых зим. Она больше не была такой легкомысленной и беззаботной, хотя ее открытость и непослушные волосы остались при ней.

Он не жалел, что тогда ему не удалось отбить ее у Дугласа. Круглогодичная жизнь на Тарансуэе была явно не для него, и ограниченный, замкнутый уклад острова свел бы его с ума. Он желал им всего самого лучшего и был рад, что они создали семью здесь: этому месту нужна была молодая кровь. Но в то же время Саймон им завидовал. Дом. Они всегда рядом друг с другом. Маленький Робби. Еще один ребенок на подходе. Спокойная, оседлая жизнь.

Он стянул ботинки, прежде чем зайти на новую шикарную кухню Кирсти; окна выходили на море, а от плиты исходило приятное тепло. Даже когда светило солнце, на Тарансуэе нужно было зажигать духовки и камины.

– Я буду сидеть рядом с вами, мистер Саймон.

– Да, господин Робби, так что следи за манерами, и никаких назойливых вопросов, а то отправишься в постель.

– А вы можете держать вилку вашей бионической рукой?

– Робби…

– Нет, все нормально, Кирсти. Да, могу – я могу делать фантастические вещи этой рукой, но через несколько месяцев мне привезут еще более фантастическую, и я смогу застегивать пуговицы и чесать за ухом.

Протез был настолько удобным, насколько это вообще возможно на данном этапе. Саймон прошел много часов физиотерапии, и его ждало еще больше, плюс уроки по использованию новой руки, которая являла собой практически произведение искусства. Через какое-то время он полностью привыкнет к ней, так ему сказали. Он почти не будет чувствовать ее и станет использовать так же инстинктивно, как и правую руку. Почти. Но ему сказали и кое-что другое.

– Дело не только в механизме работы ваших конечностей, – говорил Алекс, его физиотерапевт. – И даже не в том, как вашему мозгу удается справляться со всеми различиями между вашей настоящей рукой и протезом, – а ему приходится это делать. Дело в ментальном восприятии. В принятии.

– В позитивном мышлении?

– Речь скорее об отсутствии негативного мышления. Это придет, Саймон.

И он знал, что процесс уже начался. С физической точки зрения он начался хорошо. Психологическое испытание оказалось более серьезным, как Алекс и предсказывал. Он работал с достаточным количеством военных – без ног, без рук и с разными другими комбинациями.

– Тело готово. С ним работать гораздо проще, чем с мозгом, который чаще всего отказывается. А это уже не мой профиль.

Он более чем хотел заниматься с Алексом столько часов, сколько нужно. Он тренировался, заставлял себя и удивлялся собственному прогрессу. Но что касалось его ментального состояния, он отказывался от встреч с психологом, которого присылало полицейское управление, и от посещения группы реабилитации, хотя и понимал, что это неправильно.