Подобные подколки давно стали частью общения между Рашми и Марой. Чем-то вроде ежедневной зарядки. Обеим и в голову не приходило обижаться друг на друга. Так, упражнялись в остроумии. Но сегодня Рашми разошлась не на шутку.

 – Это переходит все границы, Корсакофф. Какого черта твой отец притащил на остров этих дикарей?! – Тхакур кивнула в сторону, и Мара, обернувшись, остолбенела: на полу сидела Роуз, девочка из племени лакота, и рисовала на лице знаки чем-то красным. Рядом лежали странные штуковины. Кажется, чей-то рог и круглая сетка…

 – Что это за… – поморщилась Мара.

 – И ты еще спрашиваешь?! – вмешалась рыжая, как хэллоуинская тыква, шотландка Шейла Флинн. – Это кровь! Кровь – в нашей гостиной!!!

 Мара и рада была ответить что-то своим заклятым соседкам, но зрелище было и правда жуткое.

 – Роуз, – мягко позвала Мара, без особой надежды на успех: глаза индейской первокурсницы остекленели. – Роуз, ты слышишь меня?

Бесстрастный взгляд в никуда переместился на Мару и сфокусировался, но Роуз молчала.

 – Слушай, Роуз. У нас так не принято. Если это… Если это важно для тебя, то делай на здоровье. Но не здесь. Это общая гостиная. Может, на улице или…

 – Мне сказали, первокурсникам нельзя вечером выходить. А я не должна ложиться без очищения.

 – А где ты взяла краску?

 – Не волнуйся. Это моя кровь, – и девочка равнодушно протянула руку, демонстрируя свежий порез.

Мара отшатнулась, а Рашми всплеснула руками.

 – Ну? Что я тебе говорила?! Это вообще! Это же никаких санитарных норм! Откуда я знаю, чем она больна?

 – Я поговорю с отц… с профессором Эдлундом.

 – Да уж, поговори. Потому что иначе я поговорю со своим папой, и от Линдхольма камня на камне не останется!

Отец Рашми был богат и вхож в Верховный Совет. И пусть пансион ему не подчинялся напрямую, деньги и связи способны на многое. Внешне Мара никак не показала опасений, даже бросила что-то вроде «катись в свой Тадж-Махал», но на встречу с отцом заторопилась еще сильнее.

Как выяснилось, не зря. В палате, где верховодила француженка-доктор мадам Венсан, изящная, но непримиримая, горели все лампы. Такой яркий свет обычно включают в операционных или лабораториях. Холодный, белый, под которым видно каждую пору. Профессор Эдлунд, ссутулившись, сидел у докторского стола, пока сама мадам Венсан, суетилась вокруг Мбари.

Парень-эфиоп, обнаженный по пояс, стоял прямо, как призывник на медкомиссии. И теперь, разглядев его тело при полном освещении, Мара прижала пальцы к губам, чтобы сдержать крик испуга. Не только вчерашние глубокие царапины тянулись вдоль ребер. И грудь, и живот были исполосованы уродливыми шрамами.

3. 3. Орлы и дети

 – Ничего не хочешь объяснить? – спросил Мару профессор Эдлунд.

Его голос звучал не то устало, не то обреченно, и ясно было, что разговор не доставляет ему удовольствия. Наказаниями он занимался редко и обычно перекладывал функции палача на мисс Вукович.

 – Свежие царапины – мои, – ответила Мара прямо. – Но остальное… Откуда они?

 – Ты опять трансформировалась без разрешения? – Эдлунд встал, сунул руки в карманы и подошел к Мбари, внимательно всматриваясь в сеть рубцов.

 – Сразу два правила, мисс Корсакофф, – доктор Венсан выпрямилась и отступила, чтобы взять одноразовые перчатки. – Перевоплощение вне поля и без наставника и нападение на человека. О чем ты вообще думала?! Только взгляни: началось воспаление! Я не знаю, что у вас там случилось, но надо было срочно показать его мне! Простые процедуры – и зажило бы гораздо быстрее. А теперь?.. Повязки с антибиотиком. А у меня, между прочим, остался последний тюбик! Моя воля, я бы отчисляла за такое!