Гена также рассказал, что на их острове имелось три старые могилы, которые никто не решился тронуть, даже в советские времена. Кто в них похоронен – неизвестно. Остатки монастырского кладбища – рядом с монастырем. Может, паломников отдельно похоронили, может, охотников или купцов. Нет данных. Ученые, насколько известно Гене, тоже ни в каких архивах не смогли обнаружить никаких сведений. Вскрывать могилы не стали. Крест там один, огромный, четырехугольный, каменный, три плиты каменные, но надписей никаких нет, поэтому время захоронения определить невозможно.

От ученых Гена с интересом узнал, что на Руси было не принято делать надписи на крестах, ставились, как правило, деревянные и окрашивались, чаще всего зеленой или голубой краской. Вырезались образы ангелов и святых. И вообще традиция ставить кресты появилась не сразу. Ведь в древние времена крест у людей вызывал ужас – на нем распинали преступников. Священным он стал после мук и смерти Спасителя, но христиане все равно долго не ставили на могилах вообще никаких знаков и не воздвигали никаких надгробных памятников, пышных обрядов не проводилось.

Каменные кресты вообще не ставились очень долго, поэтому ученые, приезжавшие в те места, считали, что захоронения были сделаны уже после того, как вода отошла. Высказывалась версия о том, что в тех трех могилах похоронены люди, спасавшиеся от советской власти. Они вместе с родственниками или друзьями могли жить в каком-то временном жилище, которое не сохранилось, а после смерти троих членов группы остальные ушли в другие места. Выбить надписи возможности не было, может, люди даже опасались оставлять свидетельства. Вообще крест и надгробия очень грубые. Надгробия представляют из себя неровные плиты, скорее даже глыбы, крест мог оказаться, так сказать, природного происхождения, только подправленный человеческой рукой. Он не очень ровный, однозначно плохо обработанный…

– А ваших из части где хоронили? – спросил Андрей. – Домой отправляли?

– Так у нас, насколько мне известно, никто не умирал, – ответил Гена. – Ни разу никто не тонул, на охоте несчастных случаев тоже не было. А погибшего вертолетчика с солдатиком, конечно, домой отправили – за счет армии. Что с зэками – не знаю. А того парня, который к людям пытался выйти, сержант с вторым солдатиком где-то в пути похоронили. Не найти.

После этого Гена вернулся к рассказу о своем последнем посещении острова. Зэки выскочили неожиданно и открыли стрельбу. Вероятно, что-то из оружия в спешке не забрали. Возможно, их оружием обеспечили те, кто готовил побег. Вертолетчика и солдатика убили сразу же. Гена стал отстреливаться. В той схватке ему удалось победить, хотя он получил легкое ранение…

А потом выяснилось, что пули разбили рацию, при помощи которой он мог бы связаться с товарищами. Он ведь отстреливался из-за вертолета…

Пришлось ждать, когда теперь вспомнят про него, когда решат отправить новую «экспедицию», когда все со всеми согласуют…

Но первыми прибыли не армейские, а гуиновские, которые разыскивали своих сбежавших зэков. Искали, в частности, и на вертолете, заметили с воздуха вертолет, стоявший на земле, и полное отсутствие людей. Гена к тому времени уже не надеялся на спасение и готовился умирать.

Он сильно простудился – сам не знает, как, и лежал в полубредовом состоянии. Да и рана воспалилась. Вероятно, не смог ее должным образом обработать. Он не помнит, как его вывозили с острова, – тогда уже находился без сознания. Лечили его в медсанчасти на какой-то зоне, потом долго допрашивали представители самых разнообразных инстанций, потом тихо отправили в отставку, не дав дослужить до пенсии. Никакой компенсации не выплатили, сказали: радуйся, что под суд не пошел. Вертолет-то пришлось навсегда бросить на острове, люди погибли… Кого-то следовало назначить виноватым. Гена для этого подходил прекрасно.