Стоило вспомнить, куда ведут благие намерения…

В следующее мгновение я узнала две вещи. Во-первых, не только ректор умел без подготовки открывать порталы и втягивать в них неразумных девиц. Во-вторых, человек способен чувствовать, как у него на коже проступают синяки: Грин стиснул мое плечо так, что отпечатки его пальцев обеспечат мне долгую память о сегодняшнем дне.

– Всё там, – в своем кабинете он толкнул меня к столику у окна, где расположилась спиртовка с латунной джезвой. Рядом стояли чашки и банка с молотым кофе.

Не было разумных объяснений тому, что я не возмутилась подобной бесцеремонностью и не ушла, хлопнув дверью. Словно сомнамбула зажгла трясущимися руками спиртовку, отмерила кофе, налила воды из кувшина…

В горле першило. Запах кофе – обожаемого кофе! – вызывал тошноту. Рубашка прилипла к спине, а пальцы стали холодными и влажными. Я перелила напиток в чашку и, рискуя разбить ее, донесла до стола доктора. Поставила рядом сахарницу.

Желудок скрутил болезненный спазм, но это мелочи в сравнении с ненавидящим взглядом Грина.

– Что за дрянь? – прорычал он, пригубив кофе. – Он несладкий!

– С-сахар перед вами…

– И что? Я должен сам положить его в чашку? – Грин почернел от злости… или у меня потемнело в глазах. – Идиотка! Какого ты пришла, если ничего не можешь? – он схватил чашку и швырнул в стену за моей спиной. – Вон!

Дверь я нашла на ощупь.

Вышла в коридор и, медленно переставляя ставшие ватными ноги, добрела до кабинета наставницы.

– Элизабет! – леди Пенелопу я уже не видела, только слышала ее голос. – Куда вы пропали? Милорд Райхон вас обыскался.

– Доктор Грин. Кофе… я сварила… дрянь…

Ничего больше я сказать не успела. Пол исчез из-под ног, и я провалилась в пустоту, чтобы, испытав секундную легкость полета, упасть в серый песок.

Серый песок, серое небо без солнца, холод и пустота.

Благие намерения, как и положено, привели в ад.

Страшно было лишь поначалу. С каждой безрезультатной попыткой вырваться из подпространства паника ослабевала, уступая место безразличию. Подумаешь, пусто и солнца нет. Зато не орет никто, ноги не дрожат и желудок не пытается вывернуться наизнанку. Не был бы песок таким холодным и колючим, как тертое стекло, можно было бы прилечь и вздремнуть. Но если сесть и уткнуться лбом в коленки, тоже неплохо…

– Не спите, – строго произнес у меня над ухом знакомый голос.

Чуть раньше я ему обрадовалась бы, но сейчас он не вызвал никаких эмоций, как и обнявшая меня за плечи рука. Хотя нет, рука была теплая.

– Элизабет!

– Да, милорд, – пробормотала я.

– Нельзя спать. Возвращайтесь.

– Не получается, – я удобнее устроилась на любезно подставленном ректором плече. – Можете снова вытащить меня за голову? Только не дергайте сильно…

– Элизабет! – он затряс меня, но мог с тем же успехом баюкать на руках. – Я не могу вас вытащить. Я и нашел-то вас с трудом.

– Угу…

– Мисс Аштон, если вы немедленно не проснетесь, я подпишу приказ о вашем отчислении!

Это подействовало. Не как пощечина или ведро холодной воды, но подействовало.

– Не сплю, – я отстранилась от Оливера и заставила себя встряхнуться. – Уже не сплю, видите?

– Вижу. А вы меня?

Я посмотрела на сидящего рядом мужчину. Костюм, в котором он был с утра, галстук, туфли – одежду я могла разглядеть до мелочей. А лицо расплывалось, словно я смотрела на его отражение в воде.

– Вы слишком далеко забрались, Элизабет.

– Не знаю, как это получилось.

– Я, кажется, знаю. Вы были у доктора Грина?

– Он накричал на меня, – пожаловалась я. – Я ему кофе сварила, а он…

– Зачем вы к нему пошли? – с мягким укором спросил Оливер.