– Мы собрали кое-что, – сказала она неуверенно. – Знаете, что Лост расстался с подружкой?

– Знаем, – кивнул оборотень.

– И о проблемах Виктора Нильсена со здоровьем? – спросил Саймон, подергав себя за ус.

– В общих чертах, – ответил, чуть замешкавшись, Рысь.

– Если хотите, расскажем в деталях, – предложил Вульф, обменявшись взглядами с подопечными.

– Давайте, – снисходительно усмехнулся оборотень. – После того что мы сообщили, было бы неплохо получить что-нибудь взамен.

– Хорош! – зааплодировал Мэйтин. – Нужно присмотреться к парню, задатки у него неплохие.

А как целуется… эх…

– Рассказывайте, – потребовала я у Саймона, раздосадованная невольно всплывшими воспоминаниями и последовавшей за ними ехидной улыбкой божества.

– Целители запретили Виктору практиковать некромантию из-за проблем с сердцем, – коротко выдал боевик. – Весной он должен был получить диплом, но с такой отметкой работу по специальности найти почти невозможно. Кому нужны некроманты-теоретики? Виктор прошел курс лечения, но доктор Грин все равно не подписал разрешение.

То есть практически поставил крест на карьере Нильсена. Интересно, у того действительно были серьезные проблемы, или дело все-таки в Грине?

– Разузнай, – сказал Мэйтин. – Справишься без меня?

Будто он только то и делает, что помогает!

– А я и не обязан. Я вообще за другим пришел. Мы утром не договорили, у тебя ведь был еще один вопрос.

Был. И есть. Я хочу знать, что рискую не напрасно и, когда все это закончится, вернусь к своему коту и остывающей пицце.

– Вернешься, – пообещал Мэйтин. – Даже если погибнешь здесь, очнешься там живая и невредимая.

Получается, можно обойти терминал?

– Можно. Но смерть моего мира будет на твоей совести, – сурово предупредил бог. – Да и умирать неприятно. Поверь.

Умирать не хотелось. Даже в чужом мире и в чужом теле.

Значит, побарахтаемся.

Разговор с Грином состоялся раньше, чем я рассчитывала. Вернее, я совсем не рассчитывала на разговор, хотела присмотреться к доктору со стороны, расспросить леди Пенелопу, но… Так вышло.

Утром я шла в лечебницу и заметила у боковой калитки автомобиль, на крыше которого были закреплены чемоданы, а рядом с машиной стояла в окружении больничных сестер Анабель. Меня она не увидела, но я и не хотела попадаться ей на глаза. Отчасти потому, что глаза эти были полны слез. Девушка улыбалась через силу, уверяла обступивших ее женщин, что «там» ей будет лучше, и тут же говорила, что осталась бы, если бы могла. И со значением добавила: «Вы же понимаете?»

Я понимала, но и дальше держала бы свое мнение при себе, если бы дверь кабинета Грина, когда я шла мимо, не оказалась распахнута настежь.

– Вы уволили Анабель? Как вы могли! – возмущенно высказала я доктору, как ни в чем не бывало попивавшему чаек на рабочем месте.

– Э? – он с недоумением уставился на меня поверх чашки.

– Вы же сами говорили, что ей нужна работа!

Грин отставил чашку и пригляделся ко мне.

– А, вы эта… Аштон. Снова направление на анализы? – Он поднялся, и я невольно отпрянула к двери, но та захлопнулась за моей спиной. – Что вы тут делаете, я вас спрашиваю?

– Хочу знать, почему вы уволили Анабель, – произнесла я четко, поняв, что отступать некуда.

– Может, все-таки сдадите кровь? – ласково предложил доктор. – Или полное обследование проведем? Кажется, вы не совсем здоровы. С чего вы взяли, что я ее уволил?

– Автомобиль стоит у ограды, чемоданы на крыше, Анабель прощается с подругами. Скажете, мне померещилось?

Грин подошел к окну.

– Нет, не померещилось. Автомобиль у ограды, чемоданы на крыше, Анабель прощается с подругами. Всё как вы сказали.