– А может быть, жили Мацковы раньше?

– Как раньше, как раньше, – забряцала хозяйка своими татарскими украшениями. – Мы дом как построили, так и живем… Керимовы и Абибулаевы.

– И вы не можете ничего сообщить о Мацкове? – попытался еще Бендер.

– Как могу я сообщить, если ваш товарищ здесь не живет? – повернулась и пошла выпускать собаку хозяйка.

– Вопросов больше не имею, – с удрученным видом Остап отошел от двора и вернулся к машине.

Отыскав нужный дом на Нагорной, Остап с Балагановым отправились ко второму Мацкову.

Во дворе собаки не было и компаньоны поднялись на крыльцо небольшого, довольно обшарпанного приземистого дома под черепицей.

Справа от него были сарайные постройки, полуоб-валившийся флигелек, а дальше у стены этого забытого, очевидно, сооруженьица возвышался штабель дров.

На стук из дверей вышел старик с окладистом бородой и с дымящейся козьей ножкой в руке, свернутой из газеты и набитой крепким самосадом.

– Что скажете, граждане? – пыхнул он довольно ароматным дымком.

– Здравствуйте, папаша, – почти в один голос приветствовали компаньоны старика.

Не ответив на приветствие, курильщик неприветливо бросил:

– Так слушаю вас.

– Нам дали адрес в милиции, – решил говорить с таким хозяином, сославшись на органы власти, начал Остап.

– Что здесь проживает или проживал фотограф Мацков Моисей Самуэльевич, товарищ.

– А-а, в той мазанке-постройке, возможно, он когда-то и проживал, – переменил отношение к пришедшим старик. Очевидно, упоминание о милиции› подсказало ему, что эти люди не иначе официальные. И он продолжил:

– Наверное, проживал лет десяток тому, со своей, значит, семьей, товарищи, в той мазанке, еще пригодной для жизни. А когда, стало быть, начались военные-гражданские дела, он, жена, да двое его детей и выбрались.

– А куда, куда выбрались? – сразу же задал вопрос Остап.

– А кто их ведает, – двинул плечами старик. – У каждого, как известно, свои жизненные планы, товарищи. Выбрались и всё. Так что, тот, кого вы спрашиваете, здесь не проживает. Может, закурите? – протянул хозяин кисет Бендеру, затем Балаганову.

– Не-нет, папаша, мы не курим, вопросов больше не имею, адье, – приложил два пальца к фуражке Бендер.

– До свидания, отец, – махнул старику рукой Балаганов.

Остап со своим помощником вернулся к машине и невесёлым голосом сказал:

– Да, этот Мацков, только диву можно даваться от вопросов: где он, что он?

– Знаете, командор, – обернулся к нему Балаганов, – я вот всё время думаю…

– Это хорошо, названный брат Вася, что вы умеете думать, – посмотрел на него одобрительно Бендер.

– И всё же, зачем нам нужен этот фотограф Мацков?

Автомобиль медленно ехал по улице и Козлевич, взглянул вначале на своего соседа по сидению, а затем взглянул на своего почитаемого директора.

– Зачем? Вот вы всегда, Шура, не додумываете до конца то, о чем вы мыслите, как Спиноза. Объясняю. Если в первой шифровке старпом дает наводку Канцельсону на Мацкова, если во второй шифровке, как нам стало известно от Софьи Павловны, Канцельсон интересуется уже не только самим фотографом, а его фотоальбомом, то вывод: ключ к месту замурованных сокровищ графини находится у этого Мацкова, а вернее, как я думаю, в этом самом фотоальбоме, камрады.

– Ох, как правильно вы говорите, Остап Ибрагимович, как правильно, – приостановил машину Козлевич. – Куда будем ехать? – спросил он его, И в глазах Адама Казимировича светился блеск восхищения своим начальником.

– Выход у нас один, друзья, поездим по симферопольским фотосалонам, может, кто и подскажет нам что-то..