Середину и концовку этой душещипательной легенды так детально вспомнить мне не удалось, и лишь фраза «Вот почему медведь мудрый и живет долго» всколыхнулась в моей памяти.

Живет медведь долго, потому что не суется, куда не следует. Чего не скажешь обо мне.

И как будто этого было мало, следом на меня обрушилось еще одно воспоминание. Когда моя дочь родилась, я повязала ей и себе на руку красную нить. Таинственный символ жизни, как и в маталларской легенде, и я свято верила, что она защитит меня и моего ребенка от зла и беды.

И в день, когда я вернулась домой после похорон и снимала в прихожей свое пальто, нить на моем запястье неожиданно разорвалась и мягко приземлилась на кафельный пол. Столь символичный, недобрый знак, о котором я почему-то совсем забыла… Глупый, опрометчивый олень!

А пока в моей голове сгущался черный мрак жуткой потусторонней тоски, вокруг меня темнота становилась еще более непроницаемой. Это невозможно выразить словами или объяснить логически, но такой темноты в городе просто не существует и никогда не бывает.

Я впервые переживала настолько всепоглощающую ночь. Мне даже на ум не приходило, что тьма может обретать такую форму. Она словно была каким-то живым существом, имеющим плоть, объем и даже текстуру. Ее практически можно было потрогать рукой, вдохнуть в себя вместе с морозным воздухом.

И мне внезапно подумалось, что даже если бы я могла сейчас распалить костер, то это, наверное, было бы еще хуже. Потому что на контрастном фоне живого и яркого пламени я бы смогла воочию лицезреть всю степень этой чудовищной черноты, что окружала меня со всех сторон.

Я не помню, как провалилась в состояние полного забытья. Я сидела в кромешной тьме посреди ледяного леса, затем произошел какой-то провал, словно кто-то нажал на тумблер и отключил мое сознание. Очнулась я уже от того, что кто-то настойчиво пинал меня носком ботинка в живот.

– Эй! Э-э-эй! Ты померла, что ли?

Я с огромным трудом приоткрыла глаза. Вокруг была ночь, но где-то над моей головой качался и поблескивал робкий желтый свет фонаря. Внезапно он направился прямо в мое лицо, зрачки резко и болезненно сжались, я тихо ойкнула и зажмурилась изо всех сил.

– Ты либо умирай, либо приходи в себя. Мне надоело здесь торчать, – прогремел в ушах хрипловатый мужской бас.

Этот бас мне не понравился сразу. Такой наглый, своенравный. Знаете, есть такие люди, чей дурной характер сквозит даже в интонации их голоса. Тот самый случай!

Я не могла говорить, видимо, холодное оцепенение лишило меня последних сил. Лишь промычала нечто невнятное в ответ, давая понять своему нежданному собеседнику, что умирать бы мне не особо хотелось.

– Встать-то можешь?

Мужчина снова ткнул меня носком ботинка. По всей видимости, иначе обращаться с женщинами он не умел, потому что ему и в голову не пришло подать мне руку или помочь подняться с заледеневшей земли.

Напротив, когда я, собрав всю волю в кулак, кое-как смогла расправить окоченевшие ноги и вяло на них подняться, он вдруг отступил на шаг, а затем вновь посветил своим фонариком мне прямо в глаза.

– Может, ты все же прекратишь слепить меня?

Мой голос прозвучал неестественно сипло, а в конце фраза оборвалась, потому что меня начал душить сухой кашель.

Я стояла, полусогнутая, практически не владея своим телом. Кажется, холода я не ощущала, потому что все мои клетки разом потеряли чувствительность. Ноги и руки стали совершенно ватными, не слушались меня. Дышать было тяжело и больно, как будто в легких плескалась раскаленная лава.