Мне показалось, что её поведение немного похоже на ревность или что-то вроде нежелания делиться. Не мною, конечно. Но, например нашими поездками, разговорами, да хоть чем-то, что связано со мной. Вообще стоило Элиссе попросить, и в нашем доме вообще ни по каким вопросам женщин бы других не было. Но она не попросила. А потому мне пришлось просто выпустить её из рук и пожелать доброй ночи.

Я бы сказал, что мне жаль расставаться с Элиссой даже на ночь, но дело в том, что «расставались» мы только для неё. А вот я уже через пару часов снова буду рядом. Ведь каждую ночь, что бы ни происходило, как бы ни устал, теперь проводил с ней, пытаясь выяснить происхождение тех ран, что заметил на ней прежде.

На мои вопросы на эту тему она больше не отвечала, только смотрела подозрительно, будто правда не могла понять, отчего я упираюсь. Всё, что я знал - что «иногда прихожу к ней ночами». Какого хрена я её царапаю, она так и не объясняла. Желая найти разгадку, просмотрел все камеры вдоль и поперёк. На быстрой перемотке лично проверил все дни и ночи за последние несколько месяцев. Все. И не нашёл ничего подозрительного. Вообще ничего! Она спала либо одна, мучаясь от кошмаров, либо я успокаивал её. И естественно, не царапал.

Единственное время, когда не видел Элиссу – это пока она в душе. Но ставить камеры там было как-то совсем неправильно, да я бы и не отлип от них вообще тогда. Только там она могла нанести себе эти царапины, но с какой целью, так и не сообразил. Поэтому на самом деле теперь сторожил её сон, убеждаясь, что пока я тут на протяжении последних недель, царапины не появляются.

И уже начал было думать, что дело в том, что действует терапия, вот она и перестала причинять себе вред. Тот специалист, кажется, правда помогал, а я лопух, что не нашёл его раньше. Да, Элисса по-прежнему боялась чужих, но по крайней мере прекратились истерики и плач на пустом месте, за исключением нескольких моментов, когда где-то резко раздавался громкий звук или появлялась толпа незнакомых ей мужчин. Радовало лишь то, что в трёх из пяти таких случаев, она неосознанно пыталась спрятаться за меня.

Хотя изменилось ещё кое-что. Если раньше во сне Элисса только плакала и просила не отдавать, то теперь иногда звала меня… Серьёзно. По имени. Хваталась за подушку или мою футболку, сжимала изо всех сил и звала. Я не сразу понял, что примерно так же звала, когда я лежал с дырой в груди – только когда она прошептала что-то про убийство. Выходит, порой вместо её обычных, ставших редкими, кошмаров снится ещё один… И теперь я получил ещё одно подтверждение, что тот случай с выстрелом был для неё больше ударом, чем желанным освобождением.

Поэтому гладил её с утроенной нежностью, обнимал, шептал, что рядом, а она в ответ… прижималась ко мне сильнее и глубоко дышала. Понять, что именно происходит в её снах, было сложно. Спрашивать не решался, чтобы не выдать себя. И так постоянно ловил на себе недовольные взгляды собаки, с запахом которой уже кажется смирился. Но он пристально следил за каждым моим движением, словно собирался доложить ей, когда проснётся.

Хорошо, что он не может с ней общаться, потому что сдал бы, не задумываясь, и то, как обнимаю её ночами, и то, как невесомо целую её волосы, как разглядываю её, сонную, мягкую, свою…

Даже вспоминать неловко то, что представляю себе в такие моменты. Почему неловко? Да потому что это ЭЛИССА. Да, она моя пара. Да, она почти взрослая, а если опустить разницу в возрасте, то вполне уже. Да, она невероятно красивая – вся светленькая, хрупкая с этими длинными пшеничными ресницами, волнистыми волосами, с припухшими от сна розовыми губками, которые часто приоткрываются, когда укачиваю её, и которые она так сладко облизывает язычком, когда ест сахарную вату…