Я спускаюсь по ступенькам и задерживаюсь на одном из этажей. Прислоняюсь к стене, прикладываю руки к груди, пытаясь унять бешеное сердцебиение.

Если бы ни Катюша, ни за что бы не пошла туда, где Роберт! Но я должна исполнить последнюю волю покойной, даже если придется ради этого опять разорвать свое сердце.

3. Глава 3

Не думала, что это будет настолько тяжело. До этой минуты мне казалось, что я давным-давно вычеркнула Виту из жизни и больше ничего, связанное с ней, не сможет меня взволновать.

Но я ошиблась. Одно дело – забыть о человеке, и при этом знать, что он где-то там, ходит по улицам, как-то живет… Другое – понимать, что его больше нет. Даже если однажды ты его простишь, вспомнишь без обиды и злости, захочешь набрать номер или хотя бы посмотреть со стороны, – уже не сможешь. Ведь все, что от него осталось, – лишь образ в голове, обрывки фраз, какие-то ассоциации.

И вот сейчас, глядя на деревянный крест, я ощущаю странную пустоту. Как бы я ее ни ненавидела, ни злилась, Вита больше никогда не появится в моей жизни. Мы не столкнемся случайно на одной из улиц, не зайдем на странички друг друга, чтобы посмотреть, как сложилась жизнь, не услышим какие-то сплетни от общих знакомых.

– Прощай, – шепчу, чувствуя, как к глазам подступают непрошеные слезы.

Я не хочу думать, что сейчас испытывает Катюша. Это немыслимо представить. Она осталась с бабушкой дома. Кто-то из соседских детей пришел к ней поиграть, чтобы девочка не зацикливалась на своем горе, но я знаю: ей сейчас еще тяжелей, чем мне.

Она потеряла самого близкого человека, а вместе с ним ушло все самое светлое и радостное, что было в ее жизни. И неизвестно, что ждет ее в будущем. Есть отец, от которого она отвыкла… Чужой, уже посторонний для нее дядя, со своей устоявшейся жизнью. Бабушка, которая не меньше убита горем. И малознакомая женщина, когда-то дружившая с мамой. Весь привычный мир рухнул. Конечно, она переживает. Боится. Как ей помочь?

Я вздрагиваю, почувствовав на плече чью-то руку. Резко разворачиваюсь и вижу Роберта. Он стоит весь в черном. Скорбный цвет придает ему мрачной притягательности. Бледное лицо, серые глаза, в которых стоит затаенная печаль, опущенные уголки губ. Кажется, он искренне скорбит...

Льется дождь, ветер дует в спину и швыряет в лицо листья, но никто из нас этого не замечает. Вита умерла. Но мы – живые. Мы еще можем что-то сказать друг другу, разобраться, высказать обиды. А… надо ли?

– Что решил насчет Кати? – меня терзает этот вопрос, как и многие другие. Но сейчас не хочется обсуждать с ним прошлое. Оно прошло. А жизнь девочки продолжается.

– Заберу ее с собой.

– Надеюсь, ей будет комфортно на новом месте. Ты живешь один?

Осторожно. Слишком скользкая тема. И зачем спрашиваю? Иду прямиком по тонкому льду. Но ничего не могу с собой поделать. Перебороть себя. Меня мучает любопытство, как он жил все это время. С кем. Как. Без меня.

Эти несколько секунд, пока Роберт молчит, кажутся мне вечностью. Его взгляд прожигает насквозь. Ветер треплет его волосы, раздувает не застегнутое серое пальто, пытается вырвать зонт из рук.

В тот день, когда он приносил клятву в вечной любви, точно так же шел дождь, а ветер сражался с зонтом. И все-таки вырвал его тогда. Темно-синий купол улетел, а потом запутался в ветках дерева. А мы уже не смотрели – целовались, забыв обо всем.

Этот кадр, внезапно вспыхнувший в памяти, не вызывает во мне ничего, кроме злости.

– Один, – кивает он.

Стало мне легче? Возможно. Не могу понять, что там в сердце, наглухо закрытом на замки. Лишь брови поднимаю, стараюсь придать лицу безразличное выражение.