– Кто-нибудь обязательно найдётся. Чужое добро делить – это не огород полоть.

– А как вас зовут? – поинтересовалась Людочка.

– Агафья Кузьминишна. Если попросту, то баба Гафа, – сообщила словоохотливая старушка.

– Мы из милиции. – Людочка издали показала удостоверение. – Вы бы не могли пустить нас в дом Чечёткиных?

– От дома у меня ключей нет, – машинально крестясь, ответила старушка. – Неужто несчастье какое-нибудь приключилось?

– Ничего особенного… А как во двор войти?

– Сейчас, сейчас…

Баба Гафа исчезла и спустя минут пять выкатилась на улицу, но уже гладко причёсанная и даже слегка подкрашенная. Женщина оставалась женщиной в любом возрасте и в любой ситуации.

Потянув за рычаг, который почему-то не заметили оперативники, она открыла калитку и первой вступила на соседскую территорию.

Огород ещё не успел зарасти сорняками, но некоторое запустение уже наблюдалось. Среди кустиков клубники возвышались земляные холмики, нарытые кротом. Огуречные плети расползлись по соседним грядкам. Лук пошёл в стрелку. Непрореженная морковь превратилась в миниатюрные джунгли. Салат вымахал высотою в пояс.

– Где у Чечёткиной хранится садовый инвентарь? – зыркая по сторонам, осведомился Цимбаларь.

– В сараюшке, – ответила баба Гафа, ловко дергая лебеду и пырей.

Лопат оказалось сразу две – совковая, сплошь покрытая засохшим навозом, и штыковая, годная и на труд, и на бой.

– Копать собрались? – полюбопытствовала старушка.

– Может быть, – уклончиво произнес Цимбаларь. – Собака когда околела? До болезни Чечёткиной или после?

– Она сначала сбесилась. Как только хозяин пропал, стала скулить, бросаться на всех, землю рыть. Хозяйка позвала знакомого охотника, он её и пристрелил.

– Видать, любила хозяина?

– Конечно. Он её щенком с базара привёз. Сам кормил. Хозяйка живых тварей не уважала. Сколько раз предлагала ей котёночка взять…

– Труп собачий куда дели?

– Здесь и схоронили. Возле заборчика.

– Охотник схоронил?

– Нет, сама хозяйка. Она землю рыла, что твой колхозный трактор.

– Покажите место.

Пока старушка пробиралась между грядок к забору, Людочка вполголоса осведомилась:

– Думаешь, собака и хозяин лежат в одной могиле?

– Почему бы и нет? Типичный бандитский приёмчик.

– Но ведь Чечёткина не бандит, а судья.

– Вот именно. С кем поведёшься, от того и наберёшься.

В указанном бабой Гафой месте земля успела заметно просесть. Не спрашивая разрешения, Цимбаларь приступил к раскопкам. Пиджак и сорочку он предусмотрительно снял, зато брюки вскоре потеряли свой безупречный вид.

Уже на глубине двух штыков лопата наткнулась на что-то твердое, и Цимбаларь выволок наружу мешок, из которого торчали собачьи лапы и хвост. Тошнотворный запах заставил людей отступить, но привлёк тучи мух.

– Как пса звали? – спросил Цимбаларь.

– Матрос, – утирая слезу, ответила баба Гафа.

– Значит, отплавался…

Он опять взялся за лопату и на глубине полутора метров достиг слоя глины, сохранившейся в неприкосновенности ещё, наверное, с эпохи последнего оледенения.

– Похоже, ошибочка вышла, – сказал Цимбаларь, недобро косясь на Кульяно. – Не по делу ангелы лепетали.

Тот лишь удручённо развел руками – дескать, за что купил, за то и продал.

К яме, зажимая платочком нос, приблизилась Людочка:

– А если Чечёткина спустя некоторое время откопала труп и перевезла в другое место? Машина ведь под рукой была.

– Ещё неизвестно, умела ли она на этой машине ездить, – буркнул Цимбаларь, отмахиваясь от мух, спутавших дохлого пса с живым человеком. – Спроси у бабки. Она к тебе вроде благоволит.

– Она, бедная, уже и не рада, что с нами связалась… Агафья Кузьминишна, – Людочка призывно помахала старушке, предусмотрительно отступившей к калитке, – Чечёткина машину водила?