– Наверное, в зоны военных конфликтов? – вставил Цимбаларь.

– Ну конечно. Дело опасное, но прибыльное. Не всякий за него возьмётся. Кроме украинцев, у нас других конкурентов не было. Туда возили оружие, обратно – золото и алмазы. Одно время у нас даже свой офис в Луанде был. Благодаря этому отдали долги, стали понемногу богатеть. В конце концов учредили два рейса в Париж. И длилась эта распрекрасная жизнь до тех пор, пока на нашем счету не скопился миллион долларов. Тогда зачастили к нам разные комиссии. Налоговики, экологи, пожарники, авиационная инспекция, прокуратура. Посыпались штрафы и санкции. То пятьдесят тысяч, то сто, то семьдесят. Короче, разорили нас за полгода. Счёт арестовали. А тут ещё в Анголе разбился наш лучший самолёт. Страховая компания платить отказалась. Закончилось всё тем, что из-за отмены рейса в Париж нам пришлось покупать пассажирам билеты за свои кровные денежки. Самолёты у нас отобрал суд, и сейчас они благополучно догнивают на каком-то запасном аэродроме. Вот я и решил вернуться в родные края. Сейчас в райпотребсоюзе ведаю завозом товаров в отдалённые посёлки. Дружок преподаёт в школе военное дело.

– Неужели в небо не тянет?

– Ещё как тянет! Когда уже совсем невмоготу, отправляюсь в гости к вертолётчикам. Они тут по соседству стоят. Полетаю часок – и уже на душе легче… Правда, они за горючее бешеные бабки дерут. А я, в общем-то, далеко не богач.

– Неужели на чёрный день ничего не осталось? – полюбопытствовал Цимбаларь. – Ведь такими деньжищами ворочали!

– Кривить душой не буду, кое-что в загашнике, конечно, имеется, – честно признался Петрищев. – Но это даже не на чёрный день, а скорее на собственные похороны.

– Да вы ещё прекрасно выглядите! – заверил своего попутчика Цимбаларь. – В ваши годы жениться надо, а не о смерти думать.

– Это только видимость, – покачал головой Петрищев. – Лётчики на пенсии долго не живут. Особенно те, кто служил в истребительной авиации. При маневрировании на сверхзвуковых скоростях возникают такие перегрузки, что мышцы отслаиваются от костей, а все внутренние органы смещаются. Не очень-то приятно жить, когда сердце давит на диафрагму, а почка – на мочевой пузырь. Что бы там ни сочиняли поэты, но человек рождён для неторопливой ходьбы, а отнюдь не для полёта.

– Совершенно с вами согласен, – сказал Цимбаларь. – Я сам не люблю летать на самолётах. Чтобы не паниковать в воздухе, заранее напиваюсь и преспокойно сплю в кресле до самой посадки.

– Вы подали хорошую идею! – Петрищев наклонился к рюкзаку, лежавшему у его ног. – Не пора ли нам пропустить граммов по пятьдесят?

– Конечно, пора, – согласился Цимбаларь, ощущая себя вольной птицей, которую завтра никто не посмеет упрекнуть запашком изо рта и опухшей рожей.

Всем, в том числе и водителю, снова налили на донышко. Закусив строганиной (кусочками мёрзлого мяса, обильно сдобренного солью и перцем), Цимбаларь не без задней мысли произнёс:

– Не помянуть ли нам покойного Витьку Чалого? А то не по-христиански получается. Душа человеческая уже три месяца как отлетела, но никто о ней даже доброго слова не сказал.

– Помянем, – кивнул Петрищев. – Почему бы не помянуть… Хотя праведником его назвать никак нельзя. Однажды со склада ящик олифы спёр. Пусть бог простит все его прегрешения.

– Это ещё разобраться надо! – осушив кружку, возразил Цимбаларь. – Может, он строиться хотел? Или ремонт в родительском доме сделать? Какой же здесь грех?

– Да нет. Пропил он олифу за десятую долю номинальной стоимости.

– Кто из нас не без греха… А верно говорят, что жители Чарусы поклоняются идолам? – Цимбаларь, совмещая приятное с полезным, решил выудить из собутыльника кое-какую информацию.