По привычке она чуть было не заказала капучино, а потом вспомнила о своем новом состоянии, осеклась и заказала чай. Маша не знала, что ей можно, а что нельзя. Навредить ребенку не хотела, а поинтересоваться у врача не додумалась, слишком взбудоражена была свалившимися, словно снег на голову, новостями.

Ожидая появления Лера, Маша много думала, как именно сообщить ему новость, как преподать, но ничего толкового в голову не шло. Не находились подходящие слова, не сформировывались в связанные фразы. Вместо этого в голову лезли воспоминания, наполненные радостью и любовью, но теперь приносящие боль. Мария пила чай и придавалась меланхоличному настроению.

Появление Валерия почувствовала сразу. Странная закономерность, она всегда безошибочно находила его в толпе. Вот и сейчас стоило ему зайти, и Маша сразу же обнаружила его глазами, а потом наблюдала за его приближением к столику. Сразу стало понятно, что легкого разговора не получится, ибо настроен Лер был воинственно. Губы сурово поджаты, тело напряженно. Дыхание застряла где-то в горле от волнения. Трясущиеся руки девушка спрятала под стол, чтобы не показывать насколько сильно её смятение.

— Привет, — поздоровалась она с ним, когда Донской уселся на стоящий напротив неё стул.

— Виделись уже, — скупо напомнил Валерий, снимая солнцезащитные очки. Она надеялась в его глазах увидеть хотя бы тень привычной нежности, но зелёные омуты были холодны и безразличны. — Так что ты хотела?

Равнодушие, с которым он разговаривал с ней, отдавалось жгучей болью в сердце. Между ними пролегла целая пропасть отчужденности. Судя по всему, утреннее желание поговорить растворилось без следа. Мог хотя бы для приличия спросить как дела, но такие мелочи Лера, похоже, больше не волновали. Волновала ли Маша его как личность когда-либо?

Прежде чем заговорить, Мария прокашлялась, пытаясь пропихнуть пресловутый комок в горле дальше в желудок, а потом всё-таки выдавила из себя:

— Мне нужно кое-что тебе сообщить.

И замолчала, собираясь с силами. Его холодное отношение к ней совершенно не способствовало произнесению откровений.

— Хорошо, — кивнул он, — я так понимаю, что у тебя имелись достаточные основания, чтобы настоятельно требовать встречи со мной. К тому же я хотел обговорить некоторые практические моменты нашего дальнейшего взаимодействия.

Лер вёл диалог так, будто они какую-то сделку обсуждали. Машу снова замутило, закружилась голова. На доли секунды в голове девушки появилась чёткая картинка, как бы радостно отреагировал Лер на сообщение о пополнении, если бы любил её. На какие-то секунды, она даже поверила в подобную возможность, но очень быстро отбросила наивные мечты прочь.

— Ты хоть какие-то чувства ко мне испытывал, кроме похоти? — опасный вопрос сорвался с губ против её желания. Опасный потому, что мог в осколки разнести её чувство собственного достоинства и отправить в крутое пике самоуважение.

— А чем страсть отличается от похоти? — вопросом на вопрос ответил Лер. — Ты мне нравилась как человек, секс с тобой был потрясающим, от тебя у меня сносило крышу…

— Но женишься ты на другой, — горько произнесла Воронцова. Она не знала, почему продолжала этот разговор, продлевающий внутреннюю агонию.

— Я уже объяснил почему, — ровно произнес Валерий. — Нам было хорошо вместе, но нам пора расстаться. Можешь мне не верить, но расставание с тобой мне далось нелегко, я к тебе привязался. И это ещё одна причина, чтобы разорвать наши отношения сейчас, потом будет только больнее.

Ещё больнее? Он смеется над ней? Ей сейчас так больно, что Маша еле сдерживалась, чтобы не закричать. И самое убийственное, что он даже мысли не допускал, что они могут быть вдвоем в долгосрочной перспективе. И зачем она только завела разговор о чувствах? Как теперь справиться с этим откровением?