Может Лер и пытался объяснить ей причины своих поступков, но получалось скверно. С его слов выходило, что Маша просто не достойна звания его супруги. Недостаточно хороша, образована, утончена, не имеет связей и денег. Каждое его слово приносило ей физическую боль. Слова порой куда эффективней кулаков. Они умеют убивать. Вот и сейчас происходило хладнокровное убийство Марии Воронцовой, милой девушки, искренне верящей в то, что любовь способна преодолеть все преграды и невзгоды. Вместо неё возрождалась какая-то другая женщина, ещё не до конца оформившаяся психоэмоционально, но куда более циничная и менее романтичная.

Было адски больно ещё и потому, что Лер не счел её достойной, чтобы бороться. Сколько бы мужчина не заливал про то, что этот брак спланирован семьей и выгоден, если бы хотел, Валерий бы нашел способ избавиться от навязываемое брака, а если он не ищет возможности, значит Маша ему не нужна. Попользовался, развлекся до свадьбы и бросил. Валерий имел достаточно ума и силы воли, чтобы не идти на поводу у желания родственников.

— Если хотел бы что-то изменить, изменил бы, — глухо произнесла Воронцова, испытывая сильнейшую потребность остаться одной. — Просто уйди, Лер. Уйди с глаз моих долой.

Девушка буквально задыхалась от подступающих рыданий и уже еле сдерживалась, но не хотела рассыпаться на части на его глазах. Свою боль можно показать близкому человеку, а Лер только что показал, что никогда не был её близким, лишь роль играл, чтобы иметь под боком послушную любовницу. Всё, что казалось ей незыблемым, в один момент обрушилось, оставляя после себя лишь жалкие руины. Ощущение, будто её в грязи измазали, и Мария не знала, как теперь от неё отмыться.

— Мы были вместе целый год, — Донской тяжело вздохнул и пригладил темные волосы, которые растрепались, когда уходил от столкновения с предметами, которые в него в порыве гнева бросала Маша, — ты мне действительно дорога. За это время у меня не было ни одной женщины, я тебе не изменял, но продолжать наши отношения больше нет никакой возможности. Можешь мне верить, можешь нет, но это так. Разрыв с тобой тяжелое решение, но у меня есть обязанности, и я не могу их игнорировать.

Видя, что воинственный запал прошел, и он может подойти к ней без вреда для здоровья, Валерий преодолел разделяющее их расстояние и попытался обнять. Маша так и не поняла, что этим жестом Лер хотел продемонстрировать, но всё равно резко отшатнулась. Привычный запах одеколона щекотал ноздри. Марию замутило. Его прикосновения сейчас для неё были ядовиты. В Маше боролись сейчас иррациональный стыд, брезгливость и гнев. Не ей должно быть стыдно, но… ничего девушка поделать с собой не могла. Она вступила в сексуальную связь с чужим мужчиной. Мария так сильно любила, что не заметила, как её превратили в банальную шлюху, от которой откупаются материальными благами. Воронцова считала себя достаточно умной и порядочной, чтобы не оказаться в подобной ситуации, но реальность оказалась совершенно иной. На деле она оказалась лишь простодушной дурочкой.

— Изменять можно не только физически, — хмыкнула Воронцова, уворачиваясь от ещё одной попытки Лера обнять её. — Не трогай меня! Не трогай! Меня от тебя тошнит!

Ей снова стало физически плохо. Неожиданный рвотный порыв заставил её развернуться и убежать в ванную, где её снова вывернуло наизнанку. От унитаза девушка не могла отойти минут десять. Когда же желудочные спазмы прошли, Маша пошатываясь встала. В зеркале на неё смотрела резко повзрослевшая женщина, глубоко несчастная, раздавленная. Какие часы прошли, и столь сильные изменения во внешности, про внутренние изменения и говорить не приходилось. Не спеша умылась, прополоскала рот, пытаясь взять себя в руки. Почему-то Воронцова знала, что не найдет его в квартире.