– И президент вручил знамя не кому-нибудь, лично тебе?

– По сути, всем нам, местным предпринимателям. Соревнование среди городков – кто купит больше, раньше других – организовывала Торговая Палата. Сделаем родной город лучше, а заодно взбодрим экономику! Конечно, нам-то втолковывали, будто все это для нашей же пользы: дескать, если мы сами начнем покупать себе противогазы и бомбоубежища, то будем бережнее к ним относиться… Можно подумать, мы прежде не берегли таксофоны, тротуары и автострады, принадлежащие всему штату! А армия? У нас что, армии раньше не было? Многие годы вопросами обороны занималось правительство, но… наверное, там, наверху, решили, что оборона страны обходится слишком дорого. И теперь экономят на ней кучу денег, сокращая за наш счет государственный долг.

– Напомни, что он сказал, – прошептал Майк Фостер.

Отец отыскал трубку, дрожащей рукой зажег спичку, закурил, закашлялся, поперхнувшись едким табачным дымом.

– Сказал: «Вот ваше знамя, ребята. Молодцы! Постарались на славу». А сам красный, как помидор, – не от смущения, от солнца. Взмок на жаре, улыбается. Да, держаться на людях он умел, что и говорить. Многих запомнил по имени. Пошутить к месту мог.

Мальчишка в благоговении вытаращил глаза.

– Приехал к нам, в такую даль… и ты разговаривал с ним!

– Ага, – подтвердил отец, – разговаривал. Все орут, радуются, громадное зеленое Знамя Готовности поднимается на флагшток…

– А ты сказал ему…

– А я сказал: «И эта зеленая простыня – все, что ты нам привез?»

Сделав паузу, Боб Фостер глубоко затянулся дымом.

– В тот день я и стал антиготом, только сам этого пока не понимал. Одно знал: все, отныне мы сами по себе, а от властей не дождемся ничего, кроме какой-то зеленой тряпки. Прежде мы были страной, государством; сто семьдесят миллионов человек, и все защищали себя от врага заодно. А с того дня превратились в скопище маленьких городков, крохотных фортов за бревенчатыми стенами. Скатились к прошлому. К Средневековью. К эпохе собственных армий…

– А президент к нам когда-нибудь снова приедет? – спросил Майк.

– Думаю, вряд ли. Он и в тот раз сюда заглянул так, проездом.

– Но если приедет, – напрягшись всем телом, не смея даже надеяться, зашептал Майк, – мы с ним увидеться сможем? Хоть издали сможем на него поглядеть?

Боб Фостер сел прямо. Обнаженные костлявые предплечья отца белели в полумраке, будто бумага, узкое лицо потускнело, помрачнело от усталости, из груди вырвался обреченный вздох.

– Сколько там, говоришь, просят за эту треклятую штуку? – глухо спросил он. – За этот бункер новой модели?

– Двадцать тысяч долларов, – с замиранием сердца ответил Майк.

Отец, дотянувшись до пепельницы, выбил дымящуюся, наполовину выкуренную трубку.

– Нынче у нас четверг… В субботу поедем с тобой и с матерью, поглядим. Возьмем в рассрочку. Скоро настанет осенний сезон покупок. Обычно дела в это время идут неплохо: многие дарят мебель из дерева друзьям и близким на Рождество, – сказал он, упруго поднявшись на ноги. – Идет?

Не в силах ответить, Майк молча кивнул.

– Вот и прекрасно, – с отчаянной, бесшабашной улыбкой подытожил отец. – И тебе теперь не придется часами под окнами их павильона торчать!

Бункер – за две сотни долларов сверху – быстро, сноровисто установила на место бригада землекопов в одинаковых коричневых куртках с надписью «ДЖЕНЕРАЛ ЭЛЕКТРОНИК», вышитой поперек спины. С той же быстротой они привели задний двор в прежний вид, вкопали в землю кусты, восстановили клумбы, разровняли грунт, а счет деликатно подсунули под парадную дверь. Вскоре громадный грузовик службы доставки порожняком прогрохотал вдоль улицы, свернул за угол, и в округе вновь воцарилась тишина и покой.