Я резко останавливаюсь, сжимаю кулаки. Вспоминаю, как хотелось ударить его, когда узнала от Леры об их тройничке. Зря говорят, что время лечит. Даже гипноз не лечит, если потрясение было серьезным.

— Если ты так сильно любил, что ж не приехал? Я ведь ждала! — признаюсь, не поворачиваясь.

— Я бы приехал, но меня из страны не выпустили. Проблемы с законом возникли. Я тебе писал об этом, но ты удаляла сообщения, не читая. А потом вообще сменила номер и рванула со своим плясуном в Европу… вить семейное гнездышко. Как ты могла, Лиза?!

Я разворачиваюсь и иду обратно. Гнева во мне столько, что воздух вокруг искрит, еще немного — и молнии полетят под звездным испанским небом. Доронин ничего не знает о моей жизни, даже примерно не представляет, через что я прошла, когда он уехал. И как гадко было потом, когда пришлось расплачиваться за подставленное дружеское плечо.

— Как я могла? — переспрашиваю, приближаясь к нему. — А ты представь, что задыхаешься от любви, больше жизни любишь кого-то, а этот кто-то тебя предает. И все, кому ты доверял, тоже предают. Подло, низко и мерзко. Тебе так больно, что жить не хочется, но надо. Хоть как-то надо жить эту долбаную жизнь! Ты просто вынужден просыпаться и делать вид…

— Мне не нужно представлять, я все это пережил, — перебивает меня. — Ты очень достоверно описала мои чувства.

Я растеряно развожу руками. По-разному представляла себе этот разговор, но никогда не думала, что придется оправдываться. В своей версии я была растоптана его самолюбием, а оказывается, он тоже страдал. И говорит об этом открыто, чем совершенно сбивает с толку.

— Ты сделал мне больно, я тебя ненавидела, — цежу ядовитые слова.

— Ты тоже сделала мне больно, и я долго тебя презирал, — возвращает он мой яд, приправленный своим.

Мы сверлим друг друга взглядами. Макс часто дышит, я не отстаю — задыхаюсь от нахлынувших чувств. Мы так сильно любили друг друга, так ярко горели. Казалось, любовь будет вечной, а она была короткой, как всполох падающей в августе звезды.

— Но я же не специально, Макс! Я не хотела!

— Я тоже не хотел, Лиза…

Закрываю лицо руками и быстро-быстро дышу, пытаясь сдержать слезы, а Макс сгребает меня в объятия, прижимает к теплой груди. Я осторожно обнимаю в ответ, вдыхаю терпкий запах его кожи и сминаю пальцами рубашку на спине. О своей первой и пока единственной любви мне бы хотелось оставить в памяти светлые воспоминания, но я храню вместо них боль и обиду, от которых давно устала.

— Лиза! Макс! Хватит уже целоваться! Пять минут до Нового года! Заходите! Потом продолжите! Вся ночь впереди! — доносятся из дома мужские голоса.

— Нам пора идти, — шепчу растеряно.

— Да, идем. Нельзя пропустить Новый год, — Макс кажется собранным и уверенным, как обычно.

Мы входим в ярко освещенную гостиную, держась за руки. Я смущаюсь под смешливыми взглядами партнеров Доронина. Пока мы там обменивались обвинениями, они тут отпускали пошлые шуточки о нас.

Никита достает из холодильника бутылку шампанского, София раздает каждому по стаканчику с виноградными ягодами и дает четкий инструктаж:

— С каждым ударом часов съедаем по одной и загадываем желание. Это испанская традиция. Двенадцать виноградин, двенадцать ударов, двенадцать желаний. Всем понятно?

Я заторможено киваю. Макс держит меня за руку, перебирает пальцы. Все словно плывет в каком-то тумане. Я по-прежнему не понимаю, что происходит. Только что мы целовались, потом ссорились и сыпали взаимными претензиями, теперь изображаем счастливую парочку. Мы еще играем? Или уже нет?