Макс меняет позу и случайно задевает рукой мой локоть. У него теплые пальцы, а у меня холодок пробегает между лопаток и волоски встают дыбом. Как при таких реакциях проводить телесную терапию — непонятно.

Быть психологом бывшего — натурально дурдом, но я в него уже заехала и должна продержаться хотя бы день.

— Я не отрицаю проблемы. У кого их нет?

— Абсолютно у каждого есть, — соглашаюсь. — Различаются типом и степенью выраженности.

— А у тебя какие?

— Речь сейчас не обо мне. Мы пытаемся реанимировать твою эмоциональность. Расскажи, как ты перенес развод?

В ожидании ответа я рисую на полях блокнота зигзаги. О его разводе с Кариной я слышала достаточно. Каждый раз читая новости, поражалась, какой наивной дурочкой была, когда верила в фиктивность этого брака.

— Нормально перенес, — хмыкает Доронин. — Там адвокаты занимались, я старался не участвовать. Когда все закончилось, закатил грандиозную вечеринку. А как ты проходишь через свой развод?

Моя рука застывает, не дорисовав очередной зигзаг. Откуда он знает? Мы с Ильей не такие звезды, как Макс Дор и Рина Фаро, наш развод не освещается в новостных пабликах, его подробности в чатах не мусолят. Мы разводимся тихо, но достаточно долго, потому что есть имущественные споры и сложности с переоформлением общего бренда «Школа танцев Красовских».

— Мы не будем обсуждать мою личную жизнь, — предупреждаю мягко и в то же время настойчиво.

— Почему? Мою же обсуждаем, — выгибает он бровь.

— Только в рамках терапии. Если тебе некомфортно, ты в праве отказаться. Я верну тебе деньги и порекомендую другого специалиста, — напоминаю с улыбкой.

— Мне с тобой очень комфортно, Лиза.

Макс тоже улыбается, да так, что у меня за ребрами давно забытый трепет возникает. А он еще и голос намеренно понижает, произнося мое имя.

Быстро отвожу глаза, закрываю, открываю и снова закрываю блокнот. По лбу себя стукнуть хочется, потому что ведусь на голос и улыбку, как вчерашняя школьница.

Господи, ну почему? Почему они все еще действуют на меня?

— Мы подошли ко второй части занятия — работе с телом, — говорю, прокашлявшись. — Должна предупредить, что это не танцы в привычном понимание. Мы будем двигаться в свободном стиле и темпе. Можешь выбирать любую музыку.

— Ты мне поможешь? Покажешь как? — уточняет он, в очередной раз меняя позу.

Непоседливым стал, дерганным и холеричным, а раньше был флегматиком.

— Обязательно помогу. Ты быстро поймешь и втянешься, это очень просто. Так какую песню включить?

Я иду запускать с планшета музыку и вижу на подоконнике свой разбитый телефон. Вздыхаю. Без телефона как без рук: ни продукты не оплатить, ни такси не вызвать. Даже позвонить теперь не могу. Надо спросить у тети Оли и Катюшки, может, у них завалялся какой-нибудь старенький — новый мне покупать не за что.

Макс поднимается с коврика и оглядывается по сторонам. Он высокий и широкий, его много. Непривычно видеть такого великана в студии, где танцуют только дети и девушки.

— Пусть музыка будет на твой вкус. Я не понимаю, как это будет, и не знаю, что выбрать, — растерянно пожимает он плечами.

Я же чувствую себя увереннее. Танцы — это моя жизнь, мой прекрасный мир. Двигаться под музыку мне привычнее, чем ходить и говорить. В этом я как рыба в воде.

— Как ты относишься к Гарри Стайлсу? — спрашиваю, глядя на первый трек из своего плейлиста.

— Нейтрально, — отзывается Макс.

Это хорошо. Нейтральность ­— то, что нам нужно. Экспрессия на первом занятии будет лишней, мы только начинаем, тестируемся. В следующий раз начнем применять техники, тогда озадачимся выбором музыки.