Как бы там ни было, рассудок (какое бы латинское имя ни приписывалось ему) понимается Гогоцким как некая деятельность «мыслящего сознания или души». Гогоцкий был выходцем из духовно-академической среды, поэтому для него душа должна была быть действительной сущностью, а не удобным именем психических явлений. Это значит, что он и многие другие в то время отчетливо связывают душу с сознанием.

Если судить по словам Гогоцкого, то это чуть ли не взаимозаменяемые понятия. В действительности, в словах «мыслящее сознание» уже есть предательство души в пользу философии, точнее, метафизики, потому что это отголосок картезианского когито, я мыслю, значит, я существую.

Иными словами, Гогоцкий, который сам как философ был гегельянцем, в отношении разума придерживается мнения Канта, а в отношении души – Декарта. Отсюда и отождествление сознания и души. Тем не менее, душа и сознание действительно связаны, и когда душа действует, это проявляется в сознании в виде образов. Образы – это общее название для всего, что может существовать в сознании. Но мы больше привыкли эти содержания сознания называть мыслями. Отсюда и отождествление сознания с мышлением – другой подарок картезианской метафизики.

Выглядит это так же очевидно и одновременно глупо, как если бы кто-то сказал, что человек – это кожа, поскольку иначе как через кожу он себя проявить не может. И ведь верно – любые движения, которые совершает мое тело, видны как движения кожи… наверное, я, и вправду, есть кожа… А душа моя – сознание или мышление…

Сознание, как среда или кожа души, имеет устройство, или состав, как это называлось на Руси в старину. Это устройство определенно позволяет душе проявляться, а значит, и закрывает и защищает ее, позволяя жить воплощенной в тело. Она способна творить образы, думаю, похоже на то, как вода и воздух могут творить из себя вихри и водовороты – нечто той же природы, но при этом обладающее границей – обрезом – и некой самостоятельностью от материнской среды. Вплоть до способности сохранять свою жизнь.

Так же сознание может хранить эти образы, превращая их в память, и помогает их использовать. В силу этого образы обретают разное качество и управляются одни другими. В силу этого рождаются разные способности сознания, которые народ заметил и дал им имена: ум, разум, рассудок, мышление… и многие другие. Соответственно этим способностям или орудиям сознания получили имена и образы, ими используемые. Уму и разуму соответствует дума. Использовать образы-думы – думать. Мышлению – мысли. Использовать их – мыслить. Рассудку соответствуют рассуждения, которые, в свою очередь, составляются из более простых образов.

Гогоцкий описывает это, когда говорит, что у души есть способность, состоящая в точном разграничении понятий и представлений и в исследовании их соотношений.

Тут надо опять оговариваться, потому что понятие «представление» он использует не в народном и не в психологическом значении, то есть не в соответствии с действительностью, за которой наблюдал. Использует он его так, как это повелось в кантианской философии, после того, как Кант придал слову vorstellen – представлять – значение «первичного» или «простейшего» образа, доступного и животным, чуть поднявшегося над восприятием или впечатлением, но находящегося в самом низу огромной лестницы из качественно различающихся образов (см. Лапшин, с. 26).

О том, насколько такое видение представлений не соответствует действительности, я подробно писал в предыдущей книге. Сейчас это означает, что Гогоцкий не понимал, точнее – не видел(!) того, о чем рассказывает. Он пытался уварить то, что описали другие, не проверяя точность их созерцания. И тем творил правящее общественное мнение философского сообщества. В итоге оно и стало той «природой», той «естиной», относительно которой ведется современное философское рассуждение и исследование мира.