Росту хозяин кабинета был невысокого и едва доставал лысой макушкой мне до середины груди, при этом отличался изрядной упитанностью и нисколько не походил на человека, отвечавшего в ордене за сотрудничество с королевской тайной службой. Он и на обычного экзорциста похож не был, скорее напоминал развеселого монаха из какой-нибудь провинциальной обители.

Я уселся на табурет и вытянул к камину озябшие руки; отец Доминик всучил мне кружку с горячим вином, после наполнил из подвешенной над огнем закопченной посудины собственный кубок, осторожно отхлебнул и спросил:

– Позволь поинтересоваться, какие неотложные дела заставили тебя покинуть дом в столь ненастную погоду?

Не зная, с чего начать, я сделал глоток подогретого с медом и пахартскими специями вина, шумно выдохнул и улыбнулся:

– Какие дела? Как обычно – грустные и ужасные. Именно так. Грустные и ужасные.

– Так поведай о них, облегчи душу, – попросил хозяин каморки, и на его круглом лице появилось выражение нешуточной заинтересованности. Насквозь фальшивое, само собой.

– Пропажа наконечников из хранилища казначейства, – напрямик озвучил я цель своего визита.

– Вот уж действительно происшествие грустное и ужасное, – печально заключил отец Доминик. – Но ты ведь уже передал следователям свой отчет, – как бы невзначай уточнил он. – Что же тебя беспокоит?

Я отпил обжигающего напитка и в свою очередь поинтересовался:

– Вам не кажется, что в сложившейся ситуации расследование должен вести орден?

– Возможно, возможно, – покивал куратор, после чего в глубокой задумчивости потер подбородок и смежил веки: – И, поскольку компетентных следователей у ордена немного, полагаю, ты вызовешься помочь?

– Разумеется!

– Какой тебе в том интерес? – От образа добренького толстячка не осталось и следа, вопрос был задан голосом жестким и требовательным. Будто на уроке в семинарии, где отец Доминик преподавал, попутно высматривая для вербовщиков королевской тайной службы смышленых послушников.

– Мне? – хмыкнул я. – Не нравится мне это дело, так скажу. И хочу разобраться в нем, прежде чем меня попытаются сделать козлом отпущения. Вне ордена мало кто знает о свойствах проклятого металла столько, сколько знаю я.

– Все так, все так, – вновь кивнул куратор. – Случившееся и в самом деле взволновало всех, и вне зависимости от того, насколько ты сейчас со мной откровенен, взять расследование в свои руки в интересах ордена…

– Но? – уловил я в этих словах некую недосказанность.

– Но принять подобное решение может лишь его преосвященство, – вздохнул отец Доминик, – а наш нынешний поводырь полагает главным предназначением ордена заботу о чистоте душ людских, обслуживание же интересов Короны представляется ему делом неприглядным.

– С его предшественником таких проблем никогда не возникало.

– Жизнь в Драгарне наложила на его преосвященство свой отпечаток, – признал монах. – С другой стороны, проклятые наконечники – это наша ноша, и недостойно перекладывать на мирян заботу об Извечной Тьме, облаченной в металл. Посему я незамедлительно переговорю на этот счет с секретарем его преосвященства.

– Прямо сейчас? – удивился я, когда отец Доминик направился на выход.

– А смысл откладывать дело столь важное, сколь и неприятное? – пожал тот пухлыми плечами и предупредил: – Скоро вернусь.

Но вернулся он нескоро. И вернулся донельзя озадаченным.

– Что-то случилось? – забеспокоился я. – Как сходили?

– Хорошо сходил, – успокоил меня отец Доминик.

– И что решили?

– Завтра в полдень тебя вызывают на аудиенцию к его преосвященству.