Слезы так стремительно хлынули из глаз девушки, что ненавистная «гуттаперчевая» физиономия тут же расплылась во что-то невнятное, даже отдаленно не напоминающее обычное человеческое лицо…

– Графиня, ты, как всегда, была на высоте!

Откинувшись на подушки пролеточного сиденья, Виктор Кобылкин, известный в воровском мире бывшей Северной Пальмиры по кличке Барин, лениво наблюдал, как «шестерки» выносят из только что ограбленной квартиры тюки с добром. Сыгравшая, как обычно, главную роль Вика Манская сидела рядом с ним, отвернувшись и пряча лицо под свисающей со шляпки вуалью. Ее трясла непрекращающаяся дрожь.

– Перестать, Графиня, – покровительственно погладил ее по неестественно прямой спине главарь налетчиков. – Ну, перестарались мальчики. Что с того? Парой буржуев больше, парой меньше – какая разница?

– Это ведь кровососы, Графиня, – встрял сидящий на облучке Вася Крапленый, правая рука главаря. – Народ обирают. А мы их. Прямо как этот… ну… О! Робин Гад!

– Гуд, – процедила молодая женщина сквозь зубы.

– Чё?

– Робин Гуд. Когда ты наконец запомнишь, мясник?!

– А чё? Я думал, это у него кликуха такая – Гад. Я знавал одного делового с Одессы, так у него вообще погоняло было – Му…

– Заткнись! – лениво пнул подельника ногой в лаковом штиблете Барин. – Иди лучше посмотри, чтобы ребятишки себе чего не притырили. Грузите – и на хазу. Там разберемся, что к чему. Графиня, – обратился он к спутнице. – Давай поедем отдельно от этой братии. Вижу, что тебе их общество неприятно.

– Да, Барин, – кивнула Вика, благодарно взглянув на бандита. – Давай уедем отсюда.

– Чухонец! – махнул рукой отирающемуся рядом бандиту Барин. – Вези нас отсюда… Куда прикажешь, Графиня? В кабак? К Лямчику?

Вике сейчас было все равно. Хотелось только забыться, отвлечься, провалиться в небытие, чтобы не стояли перед глазами содрогающиеся в агонии тела пожилой супружеской четы, плавающие в крови, хлещущей из раскроенных черепов. И водка вряд ли смогла бы смыть эту намертво впечатавшуюся в сетчатку картину. Только марафет[8]…

– К Лямчику.

– О-о! Да ты серьезно сегодня настроена, Графиня! – Барин ткнул кулаком в спину Чухонца, бывшего извозчика, свое дело знавшего туго. – Давай на Ватный!

Пролетка послушно закачалась на дутых шинах по брусчатке.

Вика не слушала ленивую пустопорожнюю болтовню сидящего рядом мужчины, следя, как проплывают рядом редкие в столь поздний час освещенные окна. Подумать только – еще каких-то два года назад она, юная и наивная, почти любила этого напыщенного хлыща, нахватавшегося манер, при ближайшем рассмотрении подходящих к нему, как овечья шкура – волку. Он, так внезапно появившийся в ее жизни, казался таким сильным, уверенным, надежным. Почти как тот самый принц на белом коне из девичьих снов. Как ей, семнадцатилетней, льстило внимание взрослого, привлекательного внешне мужчины, да еще – принадлежащего к такой романтической профессии.

Но сверкающие доспехи рыцаря очень скоро потеряли свой бутафорский блеск, а белый конь превратился в жалкую клячу неопределенной окраски… Дерзкому налетчику просто нужна была девушка для прикрытия. Невинное на первый взгляд создание, которому охотно откроют двери даже ночью даже самые подозрительные из потенциальных жертв. И всякие Дуньки и Маньки для этой роли не годились. Да и самому Барину было приятнее работать с броской, обладающей настоящими манерами девицей, чем с полуграмотными «Фёклами» с рабочих окраин. Близость настоящей княжны («Графиня», как ему казалось, звучало лучше, чем родовой титул), пусть даже бывшей, ему, сыну спившегося еще при «старом режиме» мастерового и прачки, льстила донельзя. Он даже не требовал от нее большего, чем просто быть рядом. Быть может, в нем, позабывшем и презревшем все на свете человеческие законы, еще сидело занозой генетическое преклонение раба перед своим господином.