Но вот, в очередной раз перебираясь через преградившую путь глыбу, он глянул вперед и сердце ёкнуло: впереди, в просматривающейся на десяток аршин расселине, никого не было.

«Не может быть! – чуть было не крикнул есаул, но сдержался. – Куда они подевались?»

– Э-э-й!.. – негромко позвал он, помня рассказы бывалых людей, что в таких вот местах, держащихся на честном слове, кричать нельзя, чтобы не вызвать обвал. – Мироненко-о!..

Ответом ему был только камушек, скатившийся с отвесной каменной стены.

«Вернуться назад? Нет… Куда же они все-таки подевались?»

Алексей зачем-то вынул из кобуры револьвер, проверил барабан и осторожно двинулся дальше, стараясь держаться ближе к стене и в любой момент готовый упасть ничком и открыть огонь. Он остро жалел сейчас, что оставил внизу верную шашку, лазать с которой по скалам было действительно несподручно. С клинком в руке он не чувствовал бы себя столь одиноким и беззащитным против враждебного камня, окружающего со всех сторон.

Где-то в трех-четырех аршинах от злополучной глыбы чувство одиночества и покинутости стало таким острым, что сердце сжалось и пропустило удар, а в душе начал расти панический ужас – детское ощущение, давным-давно позабытое бывалым рубакой. Скрипнув зубами, есаул сдержался, чтобы не повернуться и не броситься стремглав обратно, к людям, прошептал про себя молитву, взвел курок нагана и снова двинулся вперед.

И страх, будто сам испугавшись, немедленно растаял без следа.

Расселина кончилась внезапно, и по глазам, привыкшим к скупому освещению ущелья, ударило такой яркой синевой, что казак отшатнулся назад и прикрыл лицо ладонью…

– Лексей Кондратьич! Вашбродь!

Сидевшие на поросшем травой склоне в двух шагах от зева расселины, едва различимой в зарослях кустарника, казак и проводник вскочили на ноги.

– Лексей Кондратьич!.. Я ж гутроил тебе, орясина, – повернулся вахмистр к втянувшему голову в плечи парню и отвесил тому звонкий подзатыльник. – Что есаул наш – кремень-человек. А ты все «струсил-струсил»… Спустить бы тебе портки, да…

– В чем дело, вахмистр? – спросил ничего не понимающий офицер.

– Да ведь заждались мы вас, Лексей Кондратьич! Чуть не полчаса вас нет! – сверкнул щербатыми зубами Мироненко. – Аль забыли чего на той стороне, вернулись?

– Какие полчаса? – опешил есаул. – Минут пять, не более того…

– Не-е, – упрямо покачал лобастой головой казак. – Полчаса – не меньше. Мы уж и к озеру успели спуститься, водицы испить… Думали уж обратно топать. Цигарку только на дорожку я хотел выкурить, а тут вы.

– Ей богу, барин! – подтвердил абориген в ответ на немой вопрос офицера. – Так оно и было.

– Да вы ривольверт-то спрячьте, вашбродь.

По честным глазам казака было видно, что это – никакой не розыгрыш, да и простоватый парень вряд ли смог бы настолько хорошо подыграть старому рубаке, реши тот попридуриваться перед командиром. Да и не было бы у них времени сговориться.

– Ну хорошо, – буркнул Алексей, только сейчас обративший внимание на то, что по-прежнему сжимает в руке наган, и спрятал его в кобуру, заодно решив отложить выяснение странного происшествия на потом. – Показывайте, что тут у вас…

Но показывать было нечего. Вернее, все было видно и так, без гидов и провожатых.

Озеро правильной округлой формы лежало, впаянное в густо заросшую растительностью котловину, словно отшлифованное зеркало, оправленное в изумрудный оклад. Только не бывает таких густо-синих зеркал, разве что сделано оно не из стекла, а из чистейшей воды огромного сапфира.

Покоренный чудесной картиной, расстилающейся у его ног, есаул не сразу вспомнил про полевой бинокль, висящий в футляре, во избежание всяких случайностей, за спиной.