– По ночам? – поинтересовался мальчик.

Никогда прежде он не ощущал себя таким исследователем мира вокруг, как после знакомства с этой девчонкой. Никогда прежде ему не было настолько интересно каждую минуту рядом с кем-то. Всего неделя прошла, а он с содроганием маленького детского сердца, думал о том, что возможно уже завтра ему придётся облачиться в шелковое кимоно, заплести волосы в тугой узел, вновь надеть на себя все положенные его положению знаки отличия и навсегда покинуть крепость Игнэ.

– Да, – кивнула она, – садись, – бросив на землю немного грязный коврик, улыбнулась Ивлин. – Сейчас уже начнётся.

А Китарэ вдруг подумал, что хоть у неё и нет двух передних зубов, но она очень даже симпатичная.

Ждать оказалось недолго. Совсем скоро небо потемнело, несмело выглянул полумесяц, и над посеребренной водной гладью вдруг зажглись тысячи крошечных звезд. Каждая такая звездочка кружилась в своём замысловатом танце, выводя странную беззвучную мелодию чуда.

– Что это, Ив?

– Звёзды, – прошептала она.

– Неправда, – усмехнулся он.

– Неправда,– подтвердила она, беззаботно пожала плечами, доставая из сумки прозрачную склянку. – Я поймаю тебе звезду, принц, – шепнула она, и бесшумно направилась вдоль берега. И уже совсем скоро вернулась. Вот только внутри склянки теперь кружилось сразу несколько крошечных звездочек. – Это подарок, – протянула она ему сосуд, и только сейчас Китарэ смог заметить, что там летают вовсе не звёзды, а крошечные светящиеся жуки.

Когда он взял это в ладони, он вдруг отчетливо понял, что ещё никто и никогда не дарил ему таких подарков: не заказанных у лучших мастеров мира; не дорогих и роскошных; не холодных и не имеющих никакого значения побрякушек, а простых и искренних. Таких, как подарила эта маленькая чумазая девочка, которая вдруг сделала его искусственную жизнь во дворце Мидорэ – настоящей. На самом краю Империи, в непролазных лесах севера, она подарила ему воспоминание.

Сон, которого никогда не было…

Язналаегостехсамыхпор,когдаещёнебылазнакомассобой. Он остался в моей жизни видением; шлейфом, сотканнымизобразовиощущений;сном,которыйвёлменяобруку всю мою сознательную жизнь. Я знала его с тех самых пор, когдаменякактаковойещёнебыловэтоммире.Моётело помнило,каконзабралогненную,жалящуюболь.Номоёсознаниестерлоегообразизпамяти,оставивмнелишьтихую летнююночь.Небо,накоторомраскинулосьвеликоемножествоярчайшихзвёзд.Мойсон—этотёмныеводылесногоозера,чтоокутываютнепростообожженнуюкожу,внихтону я сама. И, кажется, что это такое великое счастье, погрузитьсянасамоедноиостатьсявегоглубинахнавсегда.Мой сон – это кажущиеся такими крепкими руки, что уверенно держатмоюголовуигрудьнаповерхности,дарявозможность дышать.Этобелоепламя,чтотоиделовозвращается,слизываяостаткиплотискостей…

Но я дышу. Я живу… Каким-то непостижимымобразом я продолжаю держаться за этот мир, потому что я вижу перед собой глаза, так похожие на спасительный лёд.Холод егоясно-голубыхглаз– этоспасениедляменя.Там,насамом их дне, кружатся неведомые мне вихри, сотканные из силы, покояиуверенности,чтовсёнепременнобудетхорошо.

Вкакой-томомент,япытаюсьухватитьсязаегопромокшую насквозь рубашку, но мои руки дрожат и не слушаются меня.Янемогусогнутьпальцы.Янемогупроизнестинислова. Звезды кружатся над самой гладью лесного озера, бросая причудливые,нежно-голубыебликинаеготакоепрекрасноелицо.

Ябоюсьдажепредставить—чтоосталосьотменя,чтоже он продолжает удерживать над гладью воды. Хочется попросить его отпустить… Но из моего горла доносятся лишь не