И, пожалуй, только дилетантские газетёнки выкинули кричащие заголовки и статейки о притязательной лапе русского медведя на новые владения. Впрочем, новость недолго продержалась на первых полосах, особой шумихи и тем более политического скандала не получилось – мало кому было дело до ледяных безлюдных земель. Кроме только что норвежцев, по понятным причинам забеспокоившихся о своих рыбопромысловых угодьях. Не обошлось и без пристального внимания Великобритании, очень трепетно относящейся к любым компонентам своей морской стратегии. Вопрос был поднят на обсуждение даже в парламенте и правительстве.

Принимая соразмерность и обоснованность юридических притязаний России на прилегающие территории, а также здраво оценивая Северный морской путь как пока «неизведанный, опасный и едва ли не сомнительный проект», их лордства, тем не менее, глядели на перспективу! Посчитав, что подобный маршрут должен стать международным транспортным путём, как минимум с привилегией транзитного судоходства, собирались согласовать свои будущие решения с нормами морского права. Однако вследствие отсутствия адекватной информации о северных акваториях (в данном случае и главным образом представленной русской стороной) дело это однозначно должно было затянуться и пока больше чем говорильней в обеих палатах не продвинулось.

– Вчера выпил малёха…

– И?..

– Разговаривал с Богом.

– ??? – Брови полезли вверх… в полусарказме… в полуудивлении.

– Попросил…

– О! Это традиционно! И о чём? – Сплошная ирония.

– Попросил, чтобы экскременты пахли фиалками. Поскольку, как завещал Чехов, «в человеке всё прекрасно», кроме…

– Альтернативненько! И?..

– Не отказал, в принципе. Принял, так сказать, к рассмотрению. Только…

– Что «только»? Подвох? – Снисходительно.

– Да вот подумал я, подумал… и на следующий день перезвонил на небеса. Попросил отменить просьбу.

– Что ж так? – Уже с интересом.

– Фиалки стало жалко. Возненавидят их.

Эссе Шпаковского без повода… и по поводу

– Вот текст разговора с Гладковым, – начальник безопасности протянул капитану листок, – в этот раз говорили долго, минут сорок, и это подробно проштудированная стенография. Ключевые слова подчёркнуты, но на все щекотливые моменты мы предусмотреть шифр не могли, не предполагали. Так что внизу «пээсом» моя предварительная трактовка.

Чертов изучал придирчиво, наконец, отложив бумагу, заключил:

– Собственно, ничего нового.

– Может, напрасно мы выбрали эмиссаром Гладкова?

– Он как инженер, а главное своими организаторскими способностями лучше всего подходил.

– Зато упрямый коммунист.

– С чего бы?.. – Повёл бровью капитан. – Не вижу ничего плохого в том, что человек придерживается принципов. А Алфеич как раз таки трезво оценивает ошибки как первых большевиков и душки Сталина, так и последышей, вплоть до Брежнева.

– И, тем не менее, осуждает царизм, относясь предвзято. Иначе с чего его вечные разногласия с Николаем.

– Виноват не царизм. Можно подумать, у нас году в две тысячи шестнадцатом при кагэбэшном президенте система сильно отходила от парадигмы единовластия. В данный момент развитие Российской империи сдерживает старая элита – та, что держит в своих руках все ресурсы, производство и, главное, власть. Им перемены ни к чему, у них и так всё прекрасно. А это застой.

– Им, козлам, крестьянин и с сохой вполне сойдёт, – поддакнул Шпаковский.

– Примерно так, – кивнул кэп, – и революция началась в том числе из-за того, что одна элита – буржуазная – попёрла на другую – династическую.