– Сказал человек, который сдал коллоквиум по костям на «отлично», – закатывает глаза Женя, и ребята поддерживают его бодрыми кивками и завистливыми взглядами, направленными на Влада.

– Эта пятерка далась мне не просто так! Мне кости ночами снились! До сих закрываю глаза и вижу височную кость…

– Бр-р-р, ну ты и извращенец! – смеются парни. – Нет, чтобы о девушках ночами мечтать!

И почему-то именно в этот момент я замечаю, как Влад оборачивается. Показалось, или его взгляд действительно скользнул по мне?

– Катитесь за горизонт, парни! Я столько учил, что было бы странно, приснись мне что-то иное!

– А мог бы просто, как Алан, прийти на коллок с наушником, – кто-то из ребят дружески пихает того самого Алана в плечо. – Слышал, он даже камеру прикупить собирается!

– На фига-а, Алан?

– Это чтобы те, кто диктует, сразу билет видели? Чтобы шептать в спрятанный микрофон не пришлось?

– Слушайте, а разве камера – это законно?

Алан мнется и даже слова вставить не может. Значит, парни не сочиняют.

– Полудурки, – скрипит Мари, не поднимая головы. Я резко поворачиваюсь к ней, не то от неожиданности, что подруга заговорила, не то от изумления. – Спалили по-братски. Один тупее другого.

Мари злобно смеется, наблюдая за компашкой. От ее интонации холодок по коже бежит. Я неуютно ерзаю на стуле и закатываю глаза, когда слышу, как Алан пытается оправдаться. «Да у меня наушник вообще отключен был, честно! Я учил! Ну хотя бы читал! Да это для подстраховки!»

– Жалкое зрелище, – заключает Мари, почему-то глядя на меня, а не на парней.

Неужели она это про меня? Даже сердце екает, когда про это думаю. Но потом вижу, как Мари мечет на гогочущих одногруппников гневный взгляд и убирает в кейс наушники, и мозаика складывается. Она не слышала моих извинений!

– Зяблик, – начинаю я и чуточку придвигаюсь к подруге. Так хочется обнять эту буку, но боюсь, что укусит. Может ведь! – Прости, что вчера положила трубку.

Она смотрит на часы над белой доской для маркеров, а потом достает из пенала резинку для волос. Кажется, что на меня подруга никак не реагирует, но она вдруг выдает:

– И?

Недоуменно хмурюсь и продолжаю это делать, когда Мари, все-таки собрав темные волосы в высокий хвост, поворачивается ко мне всем телом.

– И за что еще? – подсказывает она и устраивается поудобнее.

М-да. Видимо, список моих грехов гораздо длиннее, чем я сама думала.

– И за то, что сбежала с собрания.

– И?

– И за то, что пошла в издательство без тебя. И за то, что фотку скинула сначала на канал, а не тебе. И за то, что не предупредила, что буду на свидании с Филом.

– Свидание, – передразнивает она вполголоса, но я делаю вид, что не слышу.

Неприязнь Мари к Филу естественна, как комары летом. Неприятно, но никуда не деться. Можно только страдать, терпеть и ждать, когда это кончится.

– А еще прости за то, что не позвонила и не написала вчера вечером, хотя должна была… Просто…

– Ты опять поругалась с родителями, я знаю.

Серьезно? Вот так новость! Мои брови подлетают так высоко, что могли бы коснуться волос на макушке.

– Откуда?

– Моя мама вчера звонила твоей. У нас соседка по подъезду заболела. Нужно, чтобы кто-то приходил раз в пару дней и ставил ей капельницы. Вот мама и хотела твоей предложить. А дальше… Ну сама понимаешь.

Понимаю. Не способны две женщины вроде наших с Мари родительниц говорить только по делу. Телефонный звонок – это тебе не весточка в соцсети. Одна строчка – и дело в кармане. Нет. Звонок (тут нужно говорить очень высокопарно и одухотворенно) – это мост между душами, способ излить собеседнику все, что беспокоит.