– А теперь понимаешь?

– Теперь… – он запустил пальцы в волосы, машинально взлохматил их и снова поднял глаза на Виту. Взгляд у него при этом был совершенно убитый. – Теперь я понимаю только одно: моя лучшая подруга уезжает, а я абсолютно не представляю, как без неё жить.

У Виты защипало в носу.

– Как-как… нормально ты будешь жить, – сварливо, как бабка, отозвалась она; из-за подступающих слёз голос прозвучал гундосо, как в банку. – Найдёшь себе другую дуру в качестве жилетки, в которую так приятно и удобно плакаться на несправедливость этого жестокого мира. Я же всегда была для тебя просто чем-то вроде подушки безопасности! А сейчас, слава те господи, для этой роли есть Дарина, – она подпустила в голос побольше яда, желая напоследок куснуть эту блондинистую фифу хотя бы заочно.

– Даринка – не то, – он с досадой махнул рукой. – Она моя девушка, а ты мой друг. Да какое там… намного больше, чем просто друг! Ты самый близкий для меня человек, Хома! – забывшись, он снова назвал её этим дурацким детским прозвищем, которое страшно её бесило, и всё-таки из его уст звучало как-то особенно тепло, почти ласково. – Мне ужасно плохо из-за того, что между нами произошло. И очень стыдно. Правда… – добавил он хрипло.

Вита почувствовала, что одна предательская слезища всё-таки вырвалась на свободу и сейчас медленно ползёт вниз по щеке.

– Мне тяжело жить, ненавидя тебя и зная, что ты тоже меня ненавидишь, – прошептала она, незаметно смахивая слезу пальцем.

Дамир изменился в лице.

– Ну что ты такое говоришь?! Я не ненавижу тебя и никогда не ненавидел, что бы между нами ни происходило. Ты – человек, который знает меня лучше всех на свете. Я не помню ни одного важного момента в своей жизни, который не проживал бы вместе с тобой. Ты – моё всё, Вит, – голос у него сорвался.

– Как ты меня нашёл? – она поспешила сменить тему, потому что слышать от него все эти признания было сейчас слишком тяжело, практически невыносимо.

Дамир пожал плечами:

– Отец проболтался, что вы сегодня уезжаете. А ему… ему, наверное, твоя мама сказала.

Снова повисло неловкое молчание. Они не обсуждали открытым текстом отношения между его отцом и её матерью, но от этого проблема не исчезла. Значит, эти двое всё ещё общаются? Даже после того громкого скандала поддерживают связь? Краска стыда прилила к щекам, словно это Вита, а не её мать, спуталась с женатым мужиком.

– Прости меня за то, что не рассказала, – виновато пролепетала Вита. – Наверное, надо было сразу, как только я узнала об этом…

Дамир покачал головой:

– Да я сам идиот. Спустил на тебя всех собак… ни за что. Ты не отвечаешь за поступки своей матери, как и я не в ответе за отца. Это их личные, взрослые дела, сами разберутся.

«Ни тебя, ни Дамира не касаются мои отношения с его отцом», – эхом зазвучало в голове.

Горло сдавило мучительным спазмом, в то время как губы искривила презрительная ухмылка. «Не касаются»… но, тем не менее, именно по этой причине Вита с матерью уезжают из города навсегда – чтобы укрыться от сплетен, смешков за спиной и ехидных пересудов. Что там лепетала мать в своё оправдание? Ах, да – говорила, что просто хочет уберечь Виту от всей этой грязи.

Пояснения казались излишними. Дамир прекрасно знал их Южноморск: местные жители были в курсе даже того, какого цвета трусы у соседа. Он, должно быть, и сам понимал причину, по которой Меркуловы так поспешно покидают город. И всё же… всё же… Вита жалобно взглянула на него, чувствуя, что нижняя губа предательски дрожит.

– Мы и в самом деле уезжаем, – произнесла она очевидное, словно сама только что это по-настоящему осознала.