Жизнь изменилась, и часть домашних забот легла на девочку.

– Что я сказала тебе? Купить хлеба? Правильно? Где тогда сдача? – впустив ребенка в квартиру и хлопнув дверью, кричала разъяренная Светлана.

– Мама, кассирша дала мне конфет, мы с подружками съели их…

– Ты, мерзкая дрянь, понимаешь, что это воровство? Ты воруешь мои деньги, которые я зарабатываю из последних сил, и жрешь конфеты? С подружками! Иди и собери с них деньги за конфеты! Кому я говорю! Не ной, иначе своими же руками тебя задушу.

Мария понимала всю ответственность за крохи, с трудом заработанные на жизнь матерью и отчимом. Из-за безденежья в кризисные девяностые кто-то кинулся заниматься «бизнесом», а кто-то – воровать. В те времена в речи многих законопослушных и не очень граждан появилось слово «рэкет»5, из-за которого часть честно заработанной прибыли уходила в прорву. Эта напасть способна была вывести из равновесия даже самого стойкого и крупного предпринимателя. Что говорить о мелких торговцах – челноках, в ряды которых входила Светлана, всегда напряженная и трясущаяся над каждой заработанной копейкой.

Для Марии мама, с которой девочка вместе гуляла в парке, собирала одуванчики, а потом ела мороженое из жестяного стаканчика и пила яблочный сок, перестала существовать. Ничего не осталось от мамы, с которой Мария рассматривала старые фотографии, засыпала под любимые рассказы о Катрусе6. Теперь рядом жила какая-то другая, чужая мама, от которой Мария неоднократно терпела побои и оскорбления, изо дня в день наблюдая повторение одной и той же картины – усталость, ругань, нервные срывы.

Умер дедушка Марии. Его тревожило сердце, он пережил несколько инфарктов, последний из которых стал решающим.

– В то утро собиралась я ехать за мужем в больницу. Оделась, обулась, думаю, дай-ка присяду на дорожку, как у нас принято. Села на табуретку в кухне. Вдруг вижу – что-то в дом летит. Пригляделась, а это в окно синица бьется. Жирная, чуть крылом стекло не выбила. Света, дочка, синицы-то меня предупредили! Отец им в прошлом году кормушку сделал. Сало подвешивал, чтоб не замерзли. Любили они его, – плакала бабушка в телефонную трубку, сообщая о смерти своего мужа, отца Светланы и дедушки Марии, с которой ещё прошлым летом они вместе ловили карасей.

От печального события остались черно-белые фотографии и боль утраты, поселившаяся внутри маленького сердца. Боль, которая никогда не проходит, даже если приходится возвращаться к привычному ритму жизни.

Мария пошла в первый класс. Соседская девочка Рита жила этажом выше и училась в той же школе, что и Мария. Спускаясь по лестнице вниз, девочка забегала за подругой, и они, держась за руки, направлялись в дом знаний.

– Ну-ка быстро села за стол! Пока не доешь, не выйдешь отсюда! – взорвалась Светлана, которая всё утро возилась на кухне, чтоб успеть приготовить старшему ребенку обед.

– Мама, но ведь Рита пришла, она меня ждет на пороге!

– Мне плевать на твою Риту! Жри, я сказала! Иначе вывалю тебе это за шкирку!

Рита ждала возле двери и слышала, как плакала Мария, через силу доедающая суп. В конце концов, девочки вышли из дома.

– Слушай, Маш, а она всегда так на тебя кричит? – Рита искренне жалела Марию, на её лице проглядывалась жалость и обида за подругу.

– Нет. Ты только не говори никому, что слышала, ладно? – в полголоса произнесла Мария. Ей хотелось провалиться сквозь землю от стыда.

В начальной школе дочь Светланы отлично училась. Во всех мероприятиях Мария побеждала, занимая призовые места.

– Ты должна быть лучшей! Ты должна доказать всем, что ты на многое способна! Только попробуй принести в дневнике плохую оценку! Я даже четверки не потерплю, поняла? – изо дня в день Светлана повторяла дочери эти слова, как молитву.