– По-моему, остаток пути нам лучше продержаться на сухом пайке, – сказал он, возвратившись к костру.

Корделия кивнула в знак полного согласия.

Как только забрезжил серый рассвет, Корделия разбудила мужчин. Теперь ей не меньше, чем Форкосигану, хотелось поскорее добраться до барраярского склада – и очутиться в безопасности.

Пленный шар за ночь умер и сдулся, превратившись в отвратительный студенистый комок, и Форкосиган вынужден был потратить несколько минут на стирку. Несмотря на его усилия, рубашка так провоняла и пошла такими пятнами, что Корделия присудила ему первенство в негласном соревновании «кто грязнее». Быстро перекусив надоевшими, зато безопасными овсянкой с рокфором, они отправились в путь. Их длинные тени тянулись впереди по ржавой, усеянной цветами равнине.

Незадолго до полуденного привала Форкосиган объявил короткую остановку и скрылся за кустом, чтобы справить нужду. Через несколько секунд оттуда донеслись замысловатые ругательства, а вскоре за ними появился и сам Форкосиган. Он прыгал с ноги на ногу и хлопал себя по ногам. Корделия встретила его изумленным взглядом.

– Помните те светло-желтые кучи песка, которые нам тут попадались? – свирепо спросил Форкосиган, расстегивая брюки.

– Да…

– Не становитесь на них, если соберетесь пописать.

Корделия не смогла подавить смех:

– Что вы обнаружили? Или мне следовало спросить, кто обнаружил вас?

Форкосиган стащил брюки, вывернул их и принялся обирать с изнанки крошечные белые круглые существа, сновавшие на опушенных ресничками ножках. Корделия взяла одно и положила на ладонь, чтобы рассмотреть поближе. Это был еще один вид кровососов – какая-то подземная форма.

– Ох! – Она поспешно смахнула порозовевший шарик с руки.

– Больно, а? – огрызнулся Форкосиган.

В ней начала подниматься волна неудержимого смеха, но тут она заметила нечто, заставившее ее мгновенно посерьезнеть.

– Эй, эта царапина неважно выглядит, вам не кажется?

Рана от клюва, которую Форкосиган заработал той ночью, когда они хоронили Роузмонта, раздулась и посинела, а от нее до самого колена протянулись красные полосы.

– Ничего страшного, – твердо сказал он, готовясь влезть в брюки.

– Что-то не верится. Дайте я посмотрю.

– Вы все равно здесь ничего не сможете сделать, – запротестовал Форкосиган, но подчинился короткому осмотру. – Довольны? – саркастически осведомился он, заканчивая одевание.

– Жаль, что ваши микробиологи не смогли составить мазь получше. – Корделия пожала плечами. – Но вы правы. Сейчас ничего сделать нельзя.

Они двинулись дальше. Теперь Корделия пристально наблюдала за ним. Временами барраярец начинал прихрамывать, потом замечал ее взгляд, и его шаг опять становился твердым. Но к вечеру он отбросил притворство и уже откровенно хромал. И все же в этот день он заставил их идти до самого заката, пока не начала сгущаться темнота. К концу перехода покрытая кратерами гора, к которой они направлялись, уже высоко поднималась над горизонтом. Наконец, споткнувшись в темноте, Форкосиган сдался и объявил привал. Корделия обрадовалась: Дюбауэр устал, тяжело опирался на нее и все норовил лечь. Они устроились на ночлег там, где остановились, прямо на красной песчаной земле. Форкосиган вскрыл люминофор и, как обычно, начал первое дежурство, а Корделия лежала в грязи и смотрела, как над головой мерцают далекие звезды.

Форкосиган попросил, чтобы она разбудила его до рассвета, но Корделия дала ему выспаться. Ей не нравился его вид: бледность сменялась багровой краснотой, а дыхание стало частым и неровным.