Вся твоя эйфория была просто функцией способности к сновидению. Ты уходишь с пустыми руками. Вся эта жизнь была просто порочным кругом: ты продолжал двигаться по одному и тому же кругу, снова, снова и снова. И ты ни к чему не пришел, потому что ходил кругами, как ты мог куда-то прийти? Центр всегда оставался на каком-то расстоянии, в какой бы точке круга ты ни находился.

Приходил успех, приходило поражение; приходило удовольствие, приходила боль; было страдание и была радость. Все продолжало происходить в этом круге, но центр твоего существа всегда оставался на одном расстоянии от любого места. Трудно было увидеть, что ты движешься по кругу, – ты был слишком вовлечен, слишком отождествлен с ним. Но теперь внезапно все это выпало у тебя из рук – ты стоишь пустым.

У Халиля Джибрана в его шедевре «Пророк» есть одно предложение… Аль-Мустафа, пророк, подбегает к людям, работающим в полях, и говорит: «Прибыл мой корабль, мне пришло время уйти. Я пришел сюда, просто чтобы оглянуться на все, что случилось и чего не случилось. Прежде чем я взойду на борт, во мне велико стремление увидеть, какой была здесь моя жизнь».

Вот предложение, которое я хотел вам напомнить… он говорит: «Я точно как река, которая вот-вот впадет в океан. Мгновение она медлит, чтобы оглянуться на всю территорию, которую пересекла: джунгли, горы, люди. Это была богатая жизнь в тысячи миль, и теперь, через мгновение все это растворится. Поэтому, точно как оглядывается река на грани впадения в океан, хочу оглянуться и я».

Но оглянуться возможно, лишь если ты не цепляешься за прошлое; иначе ты так боишься его потерять, что у тебя нет времени наблюдать, видеть. А время есть лишь на долю секунды. Если человек умирает полностью бдительным, видя всю территорию, которую он пересек, и видя всю глупость этого, он рождается с ясностью, с разумом, с храбростью – автоматически. Это не что-то, что он делает.

Люди спрашивают меня:

– Ты был ясным, храбрым, разумным даже ребенком; я не храбр даже сейчас…

Причина в том, что в прошлой жизни я умер не так, как умер он. Это имеет огромное значение, потому что ты рождаешься точно таким же, как умираешь. Твоя смерть – это одна сторона монеты, рождение – другая.

Если с одной стороны были замешательство, страдание, тоска, цепляние, желание, тогда и с другой стороны нельзя ожидать ясности, разума, храбрости, видения, осознанности. Тогда это абсолютно исключено, этого нельзя ожидать.

Вот почему все это очень просто, но мне трудно это объяснить, потому что я ничего не сделал в этой жизни, чтобы быть храбрым, ясным или разумным – с самого начала. И я никогда не думал о храбрости, ясности или разуме.

Только позднее мало-помалу я осознал, как глупы люди. Это было лишь позднейшее отражение; раньше я не осознавал, что был храбр. Я думал, что все остальные точно такие же. Лишь позднее мне стало ясно, что не все такие же.

Когда я начал расти, я стал осознавать прошлую жизнь и смерть и вспомнил, как легко я умер – не только легко, но и с энтузиазмом. Мне было интереснее познать неизвестное впереди, чем известное, которое я уже видел. Я никогда не оглядывался обратно. И это было путем всей моей жизни – никогда не оглядываться. Не было смысла. Ты не можешь вернуться назад, так зачем тратить время? Я всегда смотрел вперед. Даже в мгновение смерти я смотрел вперед – и это сделало для меня ясным, поэтому во мне не хватало тормозов, которые удерживают других людей от того, чтобы что-то делать.

Эти тормоза обеспечиваются тебе страхом перед неизвестным. Ты цепляешься за прошлое и боишься идти в неизвестное. Ты цепляешься за известное, знакомое. Это может быть больно, это может быть уродливо, но, по крайней мере, ты это знаешь. Ты взрастил с этим своего рода дружбу.