Так ее никто не любил с тех пор, как ей было двенадцать лет. Он ценил все, что бы она ни делала, и даже рукоплескал ей. Они были любовниками и лучшими друзьями. Тим помогал ей готовиться к поступлению в Каролину. Срок подачи заявлений истекал в середине января, но он сказал, что чем быстрее она сделает это, тем лучше. Ей нужно было предоставить аттестат зрелости и, среди прочего, написать эссе, и каждый раз она ощущала его поддержку. Кики думала, что ее поступление будет значить для него так же много, как для нее.

Наведя порядок в комнате Тима и в кладовке, она, не откладывая, взялась за остальные комнаты в доме. В некогда неопрятной кухне теперь не было ни пятнышка, все кастрюли и сковороды стояли на своих местах. Она отполировала лимонным маслом мебель в гостиной и отскребла плесень в ванной комнате. Тим сказал, что она не должна этого делать, но Кики была довольна. Он так много сделал для нее, она радовалась, что может отплатить ему той же монетой, и начала чувствовать себя немного хозяйкой в этом красивом особняке.

Фотографии Энди были повсюду. Она брала их и с жадностью изучала улыбающееся девичье лицо, думая при этом: «Ты и представить себе не могла, какая судьба была уготована тебе». Кики воображала, как фотограф насилует Энди, и хотя она знала, что изнасилование случилось в доме, в ее фантазиях оно происходило ночью на крыльце – крыльце, которого даже не существовало в особняке. Тим рассказывал ей истории о детстве своей сестры, о том, как она принесла домой бездомных котят и как она, когда ей было семь лет, попыталась проскользнуть в больничную палату, где он лежал после удаления аппендикса, потому что ей запрещали навещать его. Как Энди пыталась забраться в гроб на похоронах бабушки. Та любовь, которую Кики испытывала к Тиму, начала распространяться и на его сестру.

– Могу ли я встретиться с ней? – спросила она его однажды ночью, когда он в постели рассказывал ей истории об Энди.

– Я подумаю, – сказал он. – Она в Роли, и они ограничивают круг посетителей, но я думаю, тебе следовало бы встретиться с ней. Вы понравились бы друг другу.

Удивительно, как может удвоиться и даже утроиться любовь. Даже к Марти она испытывала какую-то симпатию. Марти начал относиться к Кики скорее как к другу, чем как к недругу, а в тот вечер, когда он сказал, что никогда не пробовал ничего вкуснее ее жареного цыпленка, она поняла, что одержала над ним победу. В тот самый вечер он принес гитару в гостиную и сыграл несколько песен группы «Creedence Clearwater Revival», слова которых знал наизусть, тогда как они с Тимом запинались на каждом слове. Он научился играть на гитаре во Вьетнаме, объяснил Тим, где музыка помогала ему пережить тяжелые времена.

За день до Хэллоуина она купила три тыквы, и они все вместе, втроем, усевшись на кухне, грызли поджаренные тыквенные семечки, вырезая в тыквах отверстия. Сначала она беспокоилась о том, стоило ли давать в руки Марти нож, но он аккуратно вырезал отверстия в тыкве, и его рисунок оказался самым замысловатым, хотя и самым устрашающим из всех.

Ее мать любила переодеваться, чтобы встретить у открытой двери ряженых, поэтому Кики соорудила костюм Веселого зеленого великана[9] из зеленых колготок, зеленой водолазки и широкополой зеленой фетровой шляпы. Ей показалось, что, по мнению Тима, она слегка перестаралась, тем не менее он сказал ей, что она восхитительно смотрится в своем наряде.

В ночь перед Хэллоуином Кики надела костюм, зажгла свечи в тыквах и поставила их на ступеньки перед входной лестницей. Однако когда пришел первый ряженый, Марти запаниковал.