– Вы позволили ему одеть вам верёвку на голое тело?

– Нам всегда говорили, что мы должны слушаться исповедников. Я сомневалась, но он спросил, из какой я семьи, – девушка очень смутилась, но почти шёпотом продолжала. – Потом сказал, что раз я бедная сирота, то некому сделать пожертвование монастырю во искупление моих грехов, я не должна сметь спорить с ним.

– Как он это сделал? Как одел на вас эту верёвку?

– Не знаю. Велел мне лечь и закрыть глаза.

– А… потом? – Дон Стефано уже догадался, что исповедник сотворил с пансионеркой, воспользовавшись её бедностью и невежеством.

– Мне было больно… Я не знала, что верёвку надевают так странно.

– Текла кровь?

– Простите, сеньор… – бедная девушка заметно смутилась. – Но раз у вас есть сестра, то вы, наверное, знаете, как её избавлять от грехов.

– Когда это произошло?

– Когда дядя и тётя сказали, что через несколько дней заберут меня, это было… Два месяца назад.

– Кровь больше не шла?

– Нет, сеньор… эти два месяца у меня больше не шла кровь. Наверное, я очистилась от греха, за который мне была назначена епитимья.

Дон Стефано отодвинулся от горе-невесты своего приятеля и прикрыл её одеялом. Больше ему здесь ничего не было нужно. Пора было выбираться, оставив беременную дурочку её судьбе, но кабальеро медлил, хотя не имел никаких резонов задерживаться в этом доме.

Почему-то он вспоминал перегар, которым искатель непорочности дышал ему в лицо на попойке в борделе, и как приятель несколько дней назад представил невесту – зашуганную серую мышку, опекуны который разве что руки не потирали, подыскав бедной родственнице некрасивого, неумного и с не лучшей репутацией, зато состоятельного жениха.

Кабальеро пробормотал:

– Совращение чада духовного во время исповеди… Такое случается.

– О чём вы, сеньор?

– Ваш исповедник вам сделал ребёнка.

– Что? Как… как так можно?

– Можете мне не верить.

Девушка – точнее, молодая женщина – всхлипнула и закрыла лицо руками.

Жалость была дону Стефано совершенно несвойственна, но нелепое приключение он завершил лишённым смысла поступком.

– Есть у вас какая-нибудь знакомая, которой вы можете доверять? Если не опекунша, то хотя бы няня или кормилица.

– Кормилица… она и няней была… Сейчас она здесь кухаркой.

– Расскажите ей всё, тайно, конечно. Вот, возьмите… – он положил рядом с будущей матерью несколько золотых. – За эти деньги ваша кухарка отыщет в городе повитуху, а та найдёт способ помочь вам. Прощайте.

– Сеньор, кто вы? За кого мне молиться?

– За себя вам лучше молиться, – проворчал дон Стефано и покинул комнату тем же путём, каким явился.

Больше кабальеро не принимал участия в судьбе монастырской воспитанницы. Он знал, что свадьба состоялась через неделю после его визита к невесте, а потом молодожён выглядел вполне довольным новоиспечённой половиной, которую вскоре увёз в своё поместье. Как жениха удалось провести и появился ли на свет зачатый безбожным обманом ребёнок, дон Стефано не интересовался. Разбойник старался не вспоминать происшествие, решив для себя: девушку, воспитанную в монастыре, он ни при каких обстоятельствах не возьмёт в жёны.

Рядом с цифрой два он написал несколько имён девиц на выданье, которых знал в Сегилье, затем, сильно нажимая на перо, перечеркнул их жирными линиями, и второй листок отправился в камин вслед за первым.

Кабальеро потребовал немного вина в изысканном хрустальном бокале, сделал первый оценивающий глоток и добавил воды. Он предпочитал растягивать всякое удовольствие, сохраняя при этом ясность ума. С полчаса, делая глоток за глотком, дон Стефано перебирал в памяти интрижки, вносившие в его жизнь приятность и разнообразие, но по большей части мимолётные и бесполезные для поиска невесты.