– Мы проведем медовый месяц у Сетонов, – сказала леди Джин, развеяв яркий образ Босуэлла, утолявшего свою похоть за углом в переулке, стоявший перед глазами Марии.

– Желаю вам счастья, – выдавила она.

– Мы надеемся на это. Благодарю вас.

– На самом деле мы жаждем этого, – тихо добавил Босуэлл.

Пир продолжался до раннего вечера, а за ним последовал бал. «И это несмотря на то, что Босуэлл провозглашает себя сторонником Нокса», – подумала Мария. На самом деле казалось, что протестанты получают от танцев гораздо больше удовольствия, чем им полагалось, а музыканты играли так долго и с таким энтузиазмом, что ей оставалось лишь гадать, откуда они заполучили ноты. Не иначе как из запретной Франции.

Танцуя с Дарнли и разговаривая с ним, Мария могла удерживать его подальше от вина, и большую часть вечера он вел себя тихо и благоразумно, иногда отвлекаясь на долгие беседы с графом Мортоном и несколькими членами клана Дугласов, а потом с улыбкой переходя к следующему танцу.

Во время неторопливой обратной прогулки в Холируд они миновали темную громаду Тулбота.

– Ты по-прежнему собираешься на заседании парламента огласить указ о наказании лорда Джеймса и его людей за государственную измену? – внезапно спросил Дарнли.

– Ты однажды сказал, что он получил слишком много власти и земель, – ответила Мария. – Теперь у него не останется ничего. Да, лорд Джеймс и все его сторонники, которые теперь скрываются в Англии, лишатся своих земель и титулов. Даже странно, что ты спросил об этом. Почему? – внезапно у нее шевельнулось подозрение.

– Так, ничего особенного. Только… может быть, это не слишком разумно и есть какой-то другой способ?

– Другого способа не существует, Дарнли.

Укладываясь в постель тем вечером, она гадала, какой подход изберет Босуэлл – возможно, в этот самый момент – к своей жене на брачном ложе. Ей была ненавистна сама мысль об этом. Бедная леди Босуэлл!

Зима напоминала стаю воющих псов, обложивших жертву со всех сторон и не желавших отпускать ее. Иногда небо светлело, и откуда-то с юга приходил теплый воздух, разливавшийся над землей. Тогда придворные могли играть в теннис и упражняться в стрельбе из лука. Потом свинцовые облака снова смыкались, и любые намеки на южное тепло исчезали бесследно в железной хватке арктического циклона.

Колебания температуры, отсутствие физических упражнений и вынужденное пребывание под крышей делали Марию слабой и апатичной. Несмотря на Великий пост, она получила особое разрешение есть мясо для восстановления сил.

Во вторую субботу марта, когда на полях в Шенонсо уже распускались цветы, во дворе Холируда лежали огромные сугробы, их поверхность на срезе была слоистой от неоднократного таяния и повторного замерзания, маленькие льдинки на серой корке сверкали, как алмазы.

Мария стояла у окна, глядя на улицу. «Бездействие доводит меня до безумия, – подумала она. – Из-за ребенка я не могу охотиться или ездить верхом. По крайней мере Риччио и Дарнли иногда играют в теннис».

– Вы вчера играли в рубашке, Давид? – спросила она у Риччио, носившего плотный бархатный дублет.

– Да, было довольно тепло, – ответил он. – А лорд Дарнли даже снял свою рубашку.

Показалось ли ей или он вздрогнул?

– Но вскоре ему стало холодно, – продолжал Риччио. Он отвернулся, и она не могла видеть выражения его лица.

– Сегодня нам придется вернуться к зимним занятиям, – вздохнула она. – Мы поужинаем в моих покоях. Гостям подадут мясо, так что все останутся довольны. Энтони Стэнден собирается петь с вами. Возможно, даже предсказатель придет развлечь нас.