— Ты боишься меня, Эви? — словно почувствовав мой страх, тихо спросила леди Шарлотта. А может, и почувствовала? Что я знаю о Поглотителях? Что вообще мы все о них знаем? В Кроненгауде не принято говорить о магии темных, не любят они, когда кто-то пытается раскрыть их тайны, потому и не приветствуют лишние разговоры и расспросы.

— Нет, миледи, — ответила я, настороженно глядя в пугающе черные глаза.

— Надеюсь, это так, и ты мне не лжешь, — в тихом надтреснутом голосе послышалась грусть. Она казалась такой искренней, такой неподдельной.

— Нет, миледи, — снова ответила я, стараясь, чтобы это прозвучало достаточно убедительно, а сама задумалась. Как же все-таки узнать, для чего герцогиня вытащила меня из Аухвайне и поселила в своем доме?

— Ты хочешь меня о чем-то спросить? — проницательно посмотрела тетушка.

Интересно, как ей это удается? Стоит только о чем-то подумать, а леди Шарлотта уже об этом знает!

— Да, миледи, — собравшись с духом, ответила я и вскинула голову. Глупая привычка, оставшаяся с детства. Маменька постоянно ругала меня за нее, но так и не смогла до конца искоренить «зловредный сорняк» в моем воспитании. К слову сказать, леди Вонк это тоже не удалось, хотя методы у нее отличались от матушкиных большей радикальностью.

— Ваша магия.

Я посмотрела на герцогиню и постаралась придать лицу наивное выражение.

— Вы расскажете мне...

Договорить я не успела. Черные глаза затянуло льдом. Бледные губы сжались в тонкую полоску.

— Мы не будем говорить о магии, Эвелин, — голос тетушки мог заморозить воду.

Я даже покосилась на стоящий на стеклянном столике графин, и мне почудилось, что на его хрустальных стенках появилась изморозь.

— Я предупреждала тебя, что ты не должна задавать лишних вопросов.

Казалось бы, высокий мелодичный голос и так звучал невыносимо холодно, но с каждым новым словом он становился просто невозможно ледяным.

У меня по спине пробежали неприятные мурашки.

— Ты слышишь, Эвелин? — тонкие пальцы сжались сильнее, и острые ногти пронзили кожу запястья.

— Да, миледи.

Ох, как же мне хотелось вырвать ладонь из захвата герцогини! Но я не смела.

Минуты бежали одна за другой, рука занемела, тишина казалась давящей.

— Иди к себе, Эви, — неожиданно сказала леди Шарлотта и выпустила мое запястье.

— Леди Эвелин, ваша шаль.

Мэри возникла рядом так тихо, что я вздрогнула и отшатнулась. Шелковая бахрома мазнула по кисти. На секунду мне показалось, что меня коснулась холодная змея, но я постаралась успокоиться и молча взяла у служанки расшитый яркими цветами палантин.

— Глинтвейн будет готов через минуту, миледи, — доложила Мэри.

— Отнесешь его в мою комнату, — тихо сказала леди Шарлотта и отошла к окну, словно не желая меня больше видеть. А может, так оно и было?

— Темной ночи, леди Шарлотта, — сказала я прямой, обтянутой пепельным атласом спине.

— Темных снов, Эви, — послышалось в ответ традиционное пожелание, но в голосе герцогини не было ни капли былого тепла.

Я смотрела на застывшую на фоне серого квадрата окна худощавую фигуру, в который раз пытаясь понять, что представляет из себя моя тетя и чего от нее ждать. Если бы разобраться в этом было так просто!

— Принести глинтвейн к вам в комнату, леди Эвелин? — тихо спросила меня Мэри.

Она была милой девушкой и всегда старалась прислушиваться к моим желаниям.

— Не нужно, — также тихо ответила я, и пошла к выходу.

***

В отведенной мне комнате было прохладно. Дрова в камине громко трещали, обещая жарко натопить большую, вытянутую в длину спальню, но, как и всегда, эти обещания оставались пустыми, а комната — холодной. Наверное, по-другому тут и быть не могло, ведь леди Шарлотта, как и большинство аристократов, не признавала технического прогресса, называя его «зловонной отрыжкой человеческого разума», и, соответственно, не пользовалась его плодами. И это в то время, когда в Амвьене уже многие обзавелись котлами, отапливающими дома при помощи нагревающихся пластин, а яркие бирольные лампы заменили старинные магические ары! И почему Высшие так привержены унылой старине?