Бойтесь тех, кто кажется сейчас бессильным и бесправным!

Бойтесь чрезмерно закручивать гайки!

Бойтесь обижать НАС!!!

Возмездие – неизбежно!!!»

– Не-е-ет! Дерьмо это собачье, а не крем для загара! Вот – помажься лучше моим – посверкивая пальцами в бриллиантах, Моника отработанным перед зеркалом изящным движением точёной ручки передала тюбик Констанс. Та осторожно, словно тюбик кусался, приняла его двумя пальчиками – видать, опасается за наращённые ногти, подумалось Монике. У-у, с-сучка… Знала бы ты, что я трахаюсь с твоим благоверным каждый четверг! Уж он-то про тебя мне такого… Особенно про то, как ты козюли из носа – да по дну сиденья стула!.. А ты всё строишь из себя даму Высшего Света, а сама не больше, чем десять лет назад, небось, жрала одну жидкую чечевичную похлёбку. Да и то не каждый день! – из-под искусственных ресниц смотреть на заклятую подругу незаметно было проще простого. Но Моника никак не могла остановить вошедшие в привычную колею мысли:

«И сейчас тянешь из мужа бабло на ораву голо… опых оборванцев-родственничков, хоть и перебравшихся из трущоб фавеллы в городскую квартиру, но до сих пор, небось, едящих одной ложкой и суп и жаркое, и удивляющихся устройству унитаза!…»

– Фи! Так он из прошлогодней Линии! – брезгливо, словно протухшую падаль, Констанс вернула тюбик обратно, – Нет, я уж лучше по-старинке. Тем, которым привыкла.

Привыкла ты, б..дь подзаборная, как же! Повезло просто со смазливым личиком да фигуркой – небось мамаша-то не терялась, пока отец-шахтёр отрабатывал в своей шахте. А она – на постели. С каким-нибудь загорелым породистым мачо. При мысли о загорелом теле своего последнего ухажёра, Моника невольно сглотнула и задышала сильней. Подругу-соперницу она уже почти без инстинктивной первоначальной брезгливости рассматривала куда спокойней.

Ну – так! Они знакомы уже пару лет. Так что можно уже с чистой совестью рассматривать ту, словно банальную редкостную… Змею. Выставленную в музее энто… Этно… Короче – музее природы.

Наблюдая, как на поджарое и плотное благодаря шейпингу и пилатесу тело наносится толстый слой крема, Моника не могла не отметить весьма соблазнительную стройность и грацию заклятой подруги – та не зря платит за всю эту хрень. Может, и самой записаться, да походить? Средства позволяют. Муж тоже. Да и «свободного» времени… Полно.

Однако подумав, Моника откинулась глубже на шезлонг – плевать на все эти процедуры. Она вовсе не толста. Шестьдесят кило для её роста – отличный показатель. А селёдкой-манекенщицей ей никогда быть не хотелось… Ну, вернее, если и хотелось – то лишь до той поры, пока она не повстречалась с Лопесом. Тот сказал, что она в «естественном», неподправленном всеми этими снарядами-упражнениями, и липосакциями, виде, в тысячу раз сексапильней, чем любая дура, тратящая в день несколько часов на то, чтобы согнать избыточный вес, потея, словно глупая кобыла… (Хи-хи. Вот бы дать мужу Констанс понюхать её сразу после занятий в тренажерном зале!)

И, к счастью, похоже, Лопес до сих пор остаётся при своём изначальном мнении. Моника протянула точеную ручку, и взяла чёртов Махито. Ну и мерзость эти зонтики. А никуда не денешься – надо соответствовать. Ноблесс – облидж. Положение обязывает. Приходится иметь виллу. Яхту. Ездить с мужем в самые дорогие рестораны, делая вид, что вся дороженная фигня, что там эксклюзивно готовится и подаётся в таких порциях, словно это ребёнок на… ал, страшно ей нравится. Посещать спа-салоны, курорты, рауты, одевая тряпки, которые так же удобно носить, как и спать на курином насесте… Загорать на крыше этой самой чёртовой виллы…