Часом позже слуга принес от Генриха подарок: венок из пшеничных колосьев, среди которых каплями крови алели плоды дикого шиповника. Этот кустарник все лето пышно цвел в живых изгородях. Розамунда надела венок на голову, представляя, будто это настоящая корона из золота, возложенная на нее руками Генриха, и мечтательно улыбнулась.


Через несколько дней Розамунда проснулась еще до рассвета – ее разбудили схватки. А когда они усилились, началось кровотечение. Повитухи, обмениваясь многозначительными взглядами, хлопотали над роженицей и уверяли ее, что все в порядке, а та не видела красный ручеек, истекающий из ее тела с каждой новой схваткой.

– Уже скоро, скоро, госпожа, – приговаривала дама Алисия успокаивающим тоном. – Вот только попейте отвара и отдохните чуть-чуть. – Она отвернулась от постели Розамунды и вполголоса приказала одной из камеристок позвать священника, чтобы был рядом, если что.

Солнце достигло осеннего зенита и покатилось на запад, просовывая сквозь деревья нежаркие лучи. На кровати билась в агонии Розамунда и звала Генриха. Между ее бедер разлилось кровавое озеро.

Младенец родился достаточно легко и оказался мальчиком, но был бледен и не подавал признаков жизни. А вслед за ним хлынул красный поток. Повитухам так и не удалось его остановить, как ни мяли они живот Розамунды в надежде заставить матку закрыться.

Прибыл священник. От запаха и вида крови лицо у него перекосилось. Тем не менее он быстро совершил последний обряд и вложил в руки несчастной крест.

– Да помилует Бог вашу душу, госпожа, – жалостливо прошептала дама Алисия. Со слезами на щеках она опустилась на колени у постели Розамунды, перебирая четки.

Лицо роженицы посерело, а дыхание стало слабым.

– Скажите Генриху, что я прошу у него прощения, – едва слышно выговорила она, когда священник отошел. – Скажите ему, что я умерла с мыслью о нем… скажите, что я умерла как жена, исполняющая свой долг. Мне так стыдно, что я подвела его.


Обитатели монастыря Годстоу любили Розамунду. Дело было не только в ее молодости, красоте и добром нраве. Она всегда поминала монахинь в своих молитвах и в праздничные дни посылала им подарки. Благодаря ей монастырь получил покровительство короля и превратился в богатый и влиятельный центр окрестных земель.

Опечаленные сестры приняли тела Розамунды и ее мертворожденного рыжеволосого младенца и похоронили их на самом почетном месте: в алтарной части храма. Обручальное кольцо после долгих прений монахини оставили у покойницы на пальце. За монастырскими стенами догорал золотой сентябрь.


Белла вздернула носик и сделала вид, будто не замечает смешки и негромкие шуточки брата Уилла и кузена Иоанна. Вообще-то, предполагалось, что мальчики заняты шахматами, но они то и дело отвлекались от доски, посматривали через комнату на Беллу и заговорщически переговаривались. Они явно затевают что-то нехорошее.

Всю неделю кузены бродили по королевскому замку, путались у всех под ногами и устраивали всевозможные проказы. Лидером парочки обычно был Иоанн, а Уильям только следовал за товарищем, но порой и у него возникали шальные идеи: например, «случайно» оставить ворота открытыми, чтобы свиньи пробрались в огород и потоптали капустные грядки. Когда озорников призывали к ответу, они неизменно отпирались и клялись в своей невиновности, правда им никто не верил. А буквально днем ранее, вспомнила Белла, Иоанн связал одной веревкой кота, собаку и петуха и потом с упоением наблюдал за последовавшей кровавой бойней. Дядя Генрих, насколько могла судить Белла, находил все подобные выходки забавными и списывал их на мальчишескую непоседливость. И вообще, ему было недосуг выслушивать жалобы домочадцев на поведение двух сорванцов.