Зато, заметив её тщетные попытки, очень тонкую и колкую насмешку отпустил Максим:

– И даже шапка не помогает, да, Лиса?!

Лиза смутилась, и дружный мальчишеский смех, раздавшийся вслед за репликой брата, заставил её неприятно съёжиться и снова спрятать глаза. К платформе подъехал автобус, и двери с шумом разъехались. А потом вдруг её голове неожиданно стало легко. Кто-то сдёрнул с неё дурацкую шапку, и она невольно потянулась рукой к волосам и захлопала ресницами от недоумения.

Красный головной убор уже красовался на макушке у Макса, и все снова смеялись – не столько над его выходкой, сколько над замешательством Лизы. Она посмотрела на Пашку, ожидая от него поддержки. Ей показалось, что вот сейчас он должен отвесить младшему подзатыльник и заставить его извиниться. Но Пашка почему-то не оправдал ожидания. Он смеялся вместе со всеми, и тогда ей по-настоящему стало обидно. До слёз.

Краски рассвета тут же померкли, а где-то внутри возникло желание спрятаться.

Сдёрнув шапку с головы Макса, она нечаянно зацепила его за волосы. Не специально. Так получилось. Брат возмущённо айкнул, но Лиза уже не слышала его возгласов. Она заскочила в открытые двери автобуса и быстро поднялась по ступенькам в салон.

Здесь как будто только её и ждали. Двери вновь зашипели и быстро закрылись, а большая машина, громко пыхнув выхлопной трубой, тронулась с места и покатила по маршруту к железнодорожному вокзалу.

Телефон звонил без устали, мешая пассажирам автобуса клевать носами и досматривать утренние сны. Поэтому Лиза выключила звук и закинула гаджет в дальний карман рюкзака, прикрыв его для надёжности шапкой. Разговаривать и объяснять, что произошло, ей никому не хотелось. Сами догадаются. Наверное. И чтобы отключиться от внешнего мира окончательно, она надела на голову чужие наушники и спряталась под капюшоном своей оливковой толстовки.

За окном становилось всё светлее и светлее, но серые тучи наползали на яркое розовое солнце, и погода, кажется, собиралась испортиться.

Голос в наушниках странно менялся от песни к песне. Он был то по-мальчишески юным и звонким, то по-мужски уверенным и одновременно мягким. Но она уже догадалась, что это один и тот же голос. Он пел про осень, про дождь и про снег. Про то, чего не замечаешь и о чём совсем не думаешь, пока бежишь из дома в школу или обратно.

И вдруг она подумала о том, что в школе с самых ранних лет учат наизусть стихи великих русских поэтов о природе. Они красивые, вечные и… всё такое…

«Есть в осени первоначальной короткая, но дивная пора3…»

«Унылая пора! Очей очарованье4!..»

«Закружилась листва золотая5…»

Правда, Лизу эти строчки почему-то никогда не задевали за живое. Ну, стихи и стихи – что в них такого?

А от осени с её увяданием и листопадами и вовсе хотелось скрыться куда-нибудь до следующей весны.

Мир природы вокруг существовал как будто сам по себе, и она почти не обращала на него внимания. Но вот этот голос из прошлого сейчас в наушниках пел совсем по-свойски и просто о том, что рядом и так понятно. Без пафосных слов и претензий на величие.

И Лизу это удивляло. Как удивлял и музыкальный выбор той девчонки, которой принадлежали эти наушники.

Автобус проехал по улице Брестской до самого храма с золотистыми куполами и ненадолго завернул на проспект Дзержинского. У «Севера» вильнул на Театральную и бодро запыхтел по направлению к центру города.

Мимо мчались парки, новенькие многоэтажки и старые советские дома, ДК «Россия», спорткомплекс «Пингвин», стадион «Прогресс» и кинотеатр «Сокол». Потом опять понеслась череда больших домов и маленьких старинных избушек. И сквер у Вечного огня со спрятавшимися позади него закрытыми старыми кладбищами военного времени – с братскими могилами. А дальше Дом Памяти. И ещё чуть подальше Сашкин универ с большой научной библиотекой, похожей на главный корпус МГУ. И старая водонапорная башня…