Неизвестный сделал еще шаг вперед, и на его лице появилась улыбка.

Где-то на втором или третьем этаже хлопнула входная дверь и раздался стук ведра о бетонный пол. Матвеич взмолился, чтобы тот, со второго или третьего этажа, скорее нес бы свое помойное ведро. Ну, скорее же!..

Неизвестный, услышав то же самое, что и бомж, стер с лица гримасу, быстрым шагом прошел мимо Матвеича и растворился в темноте улицы.

Когда он проходил мимо, бывший слесарь почувствовал, как его обдало знакомым, но еще непонятным и страшным запахом.

Он вспоминал этот запах еще три часа, уже сидя в кабинете районных оперативников и тупо глядя в трещину на стене их кабинета. Его спрашивали: «Зачем ты убил Верника, сука?», а он молчал и вспоминал, вспоминал…

Прозрение пришло неожиданно. Он вспомнил запах лишь тогда, когда в кабинет зашел некто по фамилии Макаров в сопровождении двоих крепких парней.

Тот запах был запахом свежевыкопанной ямы…

– Водка есть? – спросил Макаров, рассматривая сидящего на стуле в состоянии анабиоза мужика.

– У меня только «местная». Будете? – Молоденький оперативник с уважением разглядывал уверенного в себе представителя областного ГУВД.

– Да не мне… – поморщился Саша. – Ему налей полстакана. Иначе мы в гляделки до утра играть будем.

Матвеич, словно воду, медленно выпил водку и поставил стакан на край стола. Ничего пока не изменилось. Пять ментов продолжали стоять над бомжем из пятого подъезда дома на улице Сакко и Ванцетти.

Внезапно Саморуков шагнул к нему и наотмашь ударил ладонью по щеке. Голова мужика качнулась в сторону, но когда она вернулась в исходное положение, в глазах Матвеича уже зажглись искорки разума.

– Отошел? – сочувственно поинтересовался безжалостный Мишка.

По глубокому выдоху все поняли, что отошел.

– Что произошло? – Макаров придвинул себе стул и по-ковбойски сел на него верхом напротив слесаря.

– Да что произошло! – воскликнул один из молодых оперативников. – Завалил он Верника!

Стариков повернулся к районным операм.

– Вышли.

– В смысле? – спросил один из них, прекрасно понимая, что им сказали.

– Я сказал – вышли, – еще тише, но более угрожающе проговорил Игорь.

Когда за ними закрылась дверь, Александр снова спросил:

– Что произошло?..

… – Как выглядел?.. Лет пятьдесят, наверное, седина есть… Рожа такая гадкая, мерзкая. Перекошенная какая-то… Слюни текут. Ростом вот с него будет. – Матвеич показал пальцем со сломанным ногтем на Старикова. – Бля буду, как вспомню – жить не хочется… Глаза такие желтые, как у желтушника…

– Во что был одет?

– Плащ серый, измятый весь. Только плащ заметил. Может, и на него бы не обратил внимания, да полы так странно торчали в разные стороны, словно картонные. Грязный, наверное, плащ-то…

Саморуков хотел было спросить, видел ли бомж какое-нибудь оружие в руках убийцы, но, глянув на Макарова, осекся на полуслове. На лице начальника отдела выступила испарина.

Саша, чувствуя, как начинает учащаться пульс на висках, достал из кармана платок.

– Брови белесые, бесцветные, губы тонкие? Подбородок острый? Верхняя губа чуть выдается над нижней?..

Матвеич вскинул на Макарова удивленный взгляд.

– Точно…

Опера, привыкшие ко всяким «закидонам» своего шефа, не вмешивались. Они молча разместились, как на насестах, на столах районных оперативников.

– Лет пятьдесят, говоришь?.. – Саша задумался. – Точно, лет пятьдесят. Все правильно…

Немного поговорив с районными оперативниками, Макаров велел «притормозить» Матвеича до утра, установить его личность, прошлое и затем отпустить на все четыре стороны. Он понимал, что после его отъезда молодые, еще не видевшие горя парни будут продолжать трясти слесаря на признания во всех тяжких и, возможно, принудят даже написать какую-нибудь явку с повинной. Этим документом потом можно будет смело подтереться. Но такова уж суть этих неопытных парней. Макаров давно миновал этот период работы опера, когда желаемое выдаешь за действительное и так сам себя уверяешь в своей правоте, что, когда приходит момент истины, наступает разочарование. Опера делятся на тех, кто безболезненно минует этап становления, становясь мудрее и опытнее, и на тех, кто зацикливается на этом, находя в подмене аргументов основу своей работы. Когда двадцатитрехлетний Саша Макаров впервые переступил порог райотдела в должности оперуполномоченного уголовного розыска, то с удивлением заметил, что простыми операми «на земле» трудятся сорокалетние мужики. Они не лезли в дела друг друга, редко видели свои семьи, пили в кабинетах водку и разговаривали о футболе. Они почти не пьянели и после бутылки «белой» просыпались на кабинетных стульях по малейшему зову дежурного, чтобы выехать на очередную «заяву».