– Вот поэтому я тебе и звоню, – ответила Клэри. – Сразу после того, как ты ушел, Мариза спустилась обратно с крыши, где должен был ждать Джейс. Так вот, никого там не было.

Саймон тронулся с места. Не осознавая этого толком, как механическая кукла, он двинулся вверх по улице – к входу в метро.

– В смысле – никого не было?

– Джейс исчез, – сказала она, и Саймон уловил напряжение в ее голосе. – И Себастьян тоже.

Саймон замер в тени голых ветвей дерева.

– Но Себастьян был мертв. Клэри, он умер…

– Тогда объясни мне, почему его тела там нет, потому что его там нет, – сказала она, и ее голос наконец-то дрогнул. – Там наверху вообще ничего нет, только полно крови и разбитого стекла. Они оба пропали, Саймон. Джейс пропал…

Любовь – колдуньи фамильяр.

Любовь есть дьявол.

Нет демона иного, чем Любовь.

Уильям Шекспир, Бесплодные усилия любви

– Как думаешь, долго еще ждать приговора? – спросила Клэри. Она понятия не имела, сколько они уже ждут, но, судя по ощущению, прошло часов десять. В похожей на пудреницу спальне Изабель, выдержанной в черных и кислотно-розовых тонах, часов не было – зато были кучи одежды, стопки книг, груды оружия, трюмо, заставленное сверкающими баночками с косметикой, использованные кисти для макияжа и открытые ящики, из которых так и вываливались кружевные трусики, полупрозрачные чулки и боа из перьев. Атмосфера здесь чем-то напоминала закулисье «Клетки для чудаков»[5], но Клэри провела в этом усыпанном блестками хаосе достаточно времени, чтобы теперь находить его даже уютным.

Изабель стояла поодаль у окна, с Чёрчем на руках, и рассеянно гладила кота по голове; тот пристально и недобро смотрел на нее желтыми глазами. За стенами в полную силу бушевала ноябрьская гроза; прозрачные потеки сбегали по стеклу, как краска.

– Не очень, – медленно проговорила она. Без макияжа она выглядела совсем юной, а темные глаза казались еще больше. – Минут пять, наверное.

Клэри, примостившаяся на кровати между стопкой журналов и кучей клинков серафима, громыхавшей при каждом движении, с усилием сглотнула, безуспешно пытаясь избавиться от горького привкуса во рту. «Я вернусь. Через пять минут». Вот что последним услышал от нее человек, которого она любила больше всех на свете. Теперь она боялась, что больше ему никогда ничего от нее не услышать.

Клэри помнила этот миг как наяву: сад на крыше, хрустальная октябрьская ночь; ледяная белизна звезд на безоблачном черном небе. Камни брусчатки перемазаны краской от черных рун, повсюду лужи ихора и крови. Губы Джейса на ее губах – единственное теплое нечто во всем дрожащем от холода мире. Цепочка с кольцом Моргенштернов опускается ей на шею. Любовь, что движет солнцем и прочими светилами. Обернуться, чтобы отыскать его взглядом, пока лифт увозит ее, снова втягивает вниз, в тени здания. В холле Клэри воссоединилась с остальными, обнимая маму, Люка, Саймона… но какая-то ее часть, как всегда, еще оставалась с Джейсом, парила над городом, стоя на крыше – одиночество вдвоем в сверкающем, ледяном электрическом городе.

Подняться в лифте на крышу, к Джейсу, и осмотреть следы ритуала Лилит выпало Маризе и Кадиру. Прошло еще десять минут, прежде чем Мариза вернулась – одна. Как только двери лифта открылись, и Клэри увидела ее лицо – испуганное, застывшее, бледное – она уже все поняла.

Все, что случилось потом, было словно сон. Толпа Сумеречных охотников бросилась к Маризе через холл; Алек оторвался от Магнуса, а Изабель одним прыжком вскочила на ноги. Один за другим вспыхивали во тьме клинки серафима; белые залпы света вспарывали тень, словно вспышки фотокамер на месте преступления. Проталкиваясь вперед, Клэри слышала ломаные обрывки рассказа – сад на крыше был пуст; Джейс исчез бесследно. Стеклянный гроб, в котором держали Себастьяна, кто-то разбил и распахнул настежь; всюду валялись осколки стекла. Кровь, еще свежая, капала с пьедестала, на котором прежде стоял гроб.