Что смотреть и когда выключать, решал Коростель. Логично – это же его компьютеры. Порой он спрашивал: «Ну что, ты закончил?» – и потом менял запись. Все, что они смотрели, реакции у Коростеля не вызывало – он разве что забавлялся. А Джимми потом тащился домой. Он чувствовал себя очень легким, будто из воздуха – разреженного воздуха, от которого кружится голова, на вершине какого-нибудь замусоренного Эвереста. Дома же родительские единицы – если были дома и сидели на первом этаже – ничего не замечали.

– Проголодался? – спрашивала Рамона. Его невразумительное бормотание она принимала за «да».

Лучше всего было зависать у Коростеля после школы, ближе к вечеру. Никто не мешал. Мать Коростеля дома почти не появлялась или вечно куда-то спешила – она работала диагностом в больничном комплексе. Настойчивая темноволосая женщина, плоскогрудая и с квадратной челюстью. В тех редких случаях, когда Джимми сталкивался у Коростеля с его матерью, она обычно молчала. Рылась в кухонных шкафах, чем бы перекусить «вам, мальчики» (так она их называла). Иногда она посреди приготовлений замирала – выкладывая залежалые крекеры на тарелку, кромсая рыжую с белыми прожилками вязкую сырную пасту – и стояла неподвижно, точно в комнате возник невидимка. Джимми казалось, что она не помнит, как его зовут; более того, что она не помнит, как зовут Коростеля. Иногда она спрашивала сына, чисто ли у него в комнате, хотя сама туда никогда не заходила.

– Она верит, что взрослые должны уважать личную жизнь детей, – с каменным лицом сказал Коростель.

– Могу поспорить, все дело в твоих заплесневелых носках, – ответил Джимми. – Никакие ароматы Аравии не отобьют этого запаха у этих маленьких носочков![15] – Он недавно открыл для себя всю прелесть цитирования.

– Для этого у нас есть освежитель воздуха, – ответил Коростель.

Что касается дяди Пита, он редко появлялся дома раньше семи. «Здравайзер» рос как на дрожжах, и у дяди Пита все прибавлялось работы. Он не был Коростелю настоящим дядей, он был вторым мужем Коростелевой матери. Он обрел этот статус, когда Коростелю было двенадцать, а в этом возрасте слово «дядя» не вызывает ничего, кроме отвращения. Но Коростель принял статус-кво – или сделал вид. Он улыбался, говорил «Конечно, дядя Пит» и «Точно, дядя Пит», когда тот находился рядом, но Джимми знал, что Коростель дядю не любит.

Однажды днем – когда? Наверное, в марте, потому что на улице уже стояла неимоверная жара, они смотрели порнуху в комнате у Коростеля. Они уже чувствовали, что занимаются этим скорее из любви к старым добрым временам, из ностальгии по детству – что уже выросли из этого. Словно зрелые мужчины, что шляются по ночным клубам для подростков в плебсвиллях. Тем не менее они раскурили косяк, по новому лабиринту залезли к дяде Питу в карман и начали серфить. Залезли на сайт «Сладкие шлюшки» (затейливые кондитерские изделия во все тех же отверстиях организма), затем на «Суперглотателей», затем на русский сайт с бывшими акробатами, балеринами и прочими гуттаперчевыми артистами.

– Ну и кто сказал, что мужик не может у себя отсосать? – прокомментировал Коростель. Действо на проволоке с шестью горящими факелами было неплохое, но все это они уже видели.

Потом они зашли на «Аппетитные голопопки», сайт порнографических путешествий. Девизом сайта было «Не могу делать, так хоть посмотреть». Там говорилось, что в видеороликах настоящие секс-туристы делают вещи, за которые их бы посадили на родине. Лиц не видно, имена неизвестны, но какие возможности для шантажа, думает теперь Снежный человек. Происходило это в странах, где человеческая жизнь стоит дешево, детей слишком много и купить можно что угодно.