– Не скажи. Немцы там оборудовали огневую точку. Пулемет у них там.

– Откуда знаешь? – недоверчивой сипотцой спросил Удалов.

– Ты учись, Удалов, простым истинам, покуда я жив, – сказал калмык. – Справа тоже находится пулеметная точка. Видишь сухие кусты?

– Ну?

– Там у немаков стоит станковый пулемет на треноге. Чикаться эти ребята в рогатых касках не будут, чуть что – тут же возьмут на мушку.

– Это что же, выходит, что на этом участке переправляться через реку нельзя?

– Совсем наоборот. Только тут и можно… Немцы никогда не подумают, что мы здесь осмелимся залезть в воду. Прямо под пулеметными дулами… А мы залезем.

– Не накроют они нас?

– Не накроют, – уверенно проговорил калмык. – Как думаешь, Еремей?

– Не должны, – Еремеев не сдержался, поежился. – Да и в темноте накрыть не так-то просто. Мы в темноте – люди-невидимки… Таких приборов, чтобы обнаружить невидимку не изобрели. Меня другое беспокоит… – Еремеев содрогнулся, будто холодная речная сырость просочилась ему за воротник.

– Беспокоит? – калмык остановил взгляд на едва приметной тропке, выходящей на противоположном берегу из кустов к воде, по ней немцы спускались за водой. – Чего беспокоит?

– Да вот… – Еремеев смущенно поднес ко рту кулак, покашлял в него едва слышно, – то, что я плаваю не очень…

– Вот те раз! Как не очень? – калмык воззрился на Еремея. – Как топор?

– На воде я держаться научился, а вот дальше… Дальше дело пока не продвинулось.

– «Не продвинулось», – передразнил его калмык, сорвал травинку, росшую перед носом, покусал ее зубами. – На тот берег можно только вплавь переправиться… В общем, понятно, что нам надо либо плотик готовить, либо бревна резать. Может, тебе, Еремей, отказаться от вылазки?

– Да ты чего, земеля![5] – Еремеев недовольно насупился.

Калмык выплюнул травинку, отполз назад и привстал в кустах:

– Все, мужики, уходим!

Напарники его, стараясь не шебуршать ветками кустов, отползли назад. Добравшись до ложбины, поднялись в рост, отряхнулись.

– Здесь лесок один есть, его немаки малость снарядами покрошили, – калмык ткнул пальцем в сторону, – надо бы перевернуть сушняк, выбрать себе кое-что. При переправе всякое полено может сгодиться…

– Особенно мне, – благодарно проговорил Еремеев. – Спасибо, друг.

Лесок находился недалеко. Несколько снарядов, угодивших в него, завалили десятка три деревьев, оставив среди стволов просеку. Калмык оглядел поваленные стволы, почесал шею:

– Без пилы или хотя бы без пары топоров нам не обойтись.

– Это мы добудем, – уверенно отозвался Удалов, – у меня кое-что есть на примете.

– Действуй! – блеснул чистыми белыми зубами калмык.

Удалов, дурачась, пришлепнул к виску ладонь:

– Слушаюсь, ваше высокопревосходительство.

Через полчаса он приволок пилу:

– Вот, – проговорил удрученно, – думал, что добуду еще пару топоров, но с ними – прокол.

– Мы и пилой все сделаем так, что никакой топор не понадобится, – утешил его калмык.

Они выбрали два сухих, звонких, как стекло, ствола, вырезали из них три подходящих куска – таких, чтобы и кора не отслаивалась, и сучки, чтобы за них можно было держаться руками, имелись. Длину бревнам калмык определил небольшую – примерно по два метра…

Удалов усомнился:

– Не коротковаты ли будут? Удержат нас в воде?

У Бембеева на этот счет не было сомнений:

– Еще как удержат!

Закончив эту работу, он принялся постукивать костяшками пальцев по стволам поваленных деревьев – подбирал четвертый обрубок.

– А четвертый обабок зачем? – спросил любопытный Удалов.

– На всякий случай, – неопределенно ответил Бембеев.