– Полагаете, я достойна музыкальной строфы? – голос мой сел, упал до шёпота от болезненной слабости и переживаний. Очень некстати, потому что сочинитель расценил это, как кокетливое заигрывание, и осыпал мою ладонь поцелуями.
– Вы достойны не просто строфы, а отдельной поэмы, – интимно и горячо прошептал менестрель, обжигая мою кожу дыханием. – Позвольте угостить вас…
Окончание фразы утонуло в изменённой реальности, погрязло в наступающей дурноте. Взор затуманился, и площадь поплыла перед глазами, превратилась в абстрактные куски размытой мозаики. Рука уличного музыканта оставалась опорой, связью с миром живых, которую мне не хотелось терять.
– Ты стоишь перед будущим Великим Консулом, бард, – один из стязателей легко оттолкнул его, лишая меня поддержки.
– Ээээ… Пожалуй, мне всё же стоит закончить уже начатую балладу, – спешно поклонился бард, едва не уронив свой берет, и попятился, переводя боязливый взгляд мне за спину. – Исключительно по этой причине спешу откланяться… Прошу простить, лин де шер… Ваше сиятельство будущий Великий Консул.
– О ком… – слова давались мне с трудом, буйство красок слилось в единую картину. – О ком эти строки?
Бард не ответил, развернулся и затерялся в толпе, нервно оглядываясь. Я попыталась его окликнуть, потому что сквозь нарастающую дурноту всё же пробивалось ощущение, что напуганный поэт уносил с собой важные, недостающие ответы. Я начала оседать от слабости и вскрикнула, потому что ноги мои взмыли в воздух. В один миг я оказалась на руках у Грэхама Аргана под дружное аханье толпы.
– Надеюсь, теперь вы не станете возражать, если я отнесу вас в Преторий? – уточнил он.
Я только слабо кивнула, прижимаясь к твёрдой груди и прячась за веткой орхидеи. Теперь я плыла сквозь площадь, словно лебедь через беспокойное море. Не только тело моё обрело опору, но и дух: в тёплых объятиях экзарха я балансировала на тонкой грани беспокойства и желания, и эта сладкая истома была самой живой эмоцией из всех, что мне доводилось испытывать. И я снова улыбалась.
***
Один из сопровождающих стязателей открыл перед нами дверь. Я крепко, до боли в костяшках вцепилась в алые лацканы плаща и из-под опущенных ресниц рассматривала экзарха. Грэхам Арган высокий, сильный и крепкий. Божественный скульптор, что поработал над его внешностью, использовал только грубые инструменты, оттого черты лица получились резкие, заострённые. Во власти этого выносливого мужчины изменять человеческие тела, превращать живые создания в восковые манекены. Его природа – уничтожать и ломать, но сейчас он спасал меня. Я прикрыла глаза, чтобы усилить ощущения объятия.
Если бы во мне была хоть капля гордости или самодовольства, я бы непременно возмутилась неподобающим поведением Верховного стязателя. Но мне слишком хотелось насладиться жизнью, самой волнующей и пикантной её частью.
– Ты такая хрупкая, – едва слышно прошептал у моего виска Грэхам Арган, бережно опуская меня в потёртое кожаное кресло. – Госпожа Ностра.
– Мне уже лучше, – я поблагодарила его сдержанной улыбкой. – Благодарю вас за заботу, экзарх Арган. Квертинд не забудет ваших заслуг.
– Квертинд… – он ухмыльнулся. – Впервые мои обязанности были такими приятными. Сегодня я вас украл у Квертинда.
– Вы флиртуете со мной, экзарх? – я попыталась выпрямиться в кресле.
И только сейчас заметила, что Грэхам принёс меня в свой кабинет – кабинет экзарха. Передо мной стоял массивный стол, обитый зелёным сукном и заваленный донесениями на служебных пергаментах. По одной из стен тянулись шкафы с книгами о военном искусстве, блестели тупыми остриями наградные клинки и шпаги. За спиной расположился целый букет штандартов и стягов – бордовых Иверийских и прочих, в цвет знамён знатных родов Квертинда. У высокой двустворчатой двери, положив руку на эфес клинка, стоял стязатель из моей недавней охраны. Он нарочно старался не смотреть в мою сторону, но я знала, что смущаю кровавого мага. Сам же хозяин кабинета отошёл к дальней стене, на которой висела картина с изображением страшного суда Толмунда.