Он сделал многозначительную паузу, а затем, с наигранной скорбью в голосе, продолжил:

– Начальник нашей полиции, к сожалению, оказался главным зачинщиком этого заговора.

Он обернулся и указал пальцем на начальника полиции, который стоял неподалёку, сдерживая разгневанную толпу.

– Он будет немедленно арестован!

Начальник полиции в шоке открыл рот, не веря своим ушам.

Стражники, которые заранее были предупреждены, быстро схватили ошеломлённого начальника полиции. Они грубо связали его, заткнули рот кляпом и, под свист и улюлюканье толпы, утащили в подвал.

Внезапно из толпы раздались новые крики:

– Вавилонский! Вавилонский! Освободите Народного Защитника!

Люди начали скандировать его имя всё громче и громче. Князь, еле сдерживая гримасу отвращения, повернулся к советникам.

– Выпускайте его уже!

Затем снова обратился к толпе:

– Народ Лихтенштейна, ваши голоса услышаны! Теодор Вавилонский будет немедленно освобождён и восстановлен во всех правах.

Толпа разразилась ликующими возгласами, в то время как князь Бобшильд, сохраняя улыбку на лице, мысленно поклялся отомстить за это унижение при первой же возможности.

Помещение временного изолятора находилось прямо в подвале княжеского дворца.

Всю ночь до самого утра я просидел в заключении в одиночной камере. Комнатушка была совсем небольшой – два на два метра, с голыми каменными стенами и решётчатой дверью. Внутри – железная койка без всякого матраса, столик и стул, прикрученные к полу, а ещё – рукомойник с холодной водой и туалет.

Однако, я не испытывал ни страха, ни тревоги. Моё заключение было лишь частью тщательно продуманного плана. Я знал, что князь не сможет долго удерживать меня под арестом.

С первыми лучами солнца, моё одиночество нарушил нарастающий гул, доносившийся с улицы. Я просканировал Даром окрестности и понял, что снаружи, возле княжеского дворца, собралась огромная толпа. Люди скандировали лозунги, немедленно требуя моего освобождения.

Я мысленно усмехнулся над небрежностью Бобшильда, ощутив, как моё магическое ядро начинает вибрировать, бурля энергией. Князь, либо недооценивая мои способности, либо ослеплённый собственной злобой, не поместил меня в антимагическую камеру. Дверь, стены, пол – всё здесь было обычным, не усиленным защитными артефактами.

Конечно, в любой момент я мог спокойно покинуть камеру. Впрочем, бежать я не собирался – мой план требовал терпения.

Вскоре тяжёлые засовы с лязгом отодвинулись, и дверь распахнулась, открывая мне путь на свободу.

– Вавилонский, на выход!

Я вышел на улицу, и меня оглушил восторженный рёв толпы. Люди размахивали плакатами с надписями: «Свободу Вавилонскому!», «Герой не должен сидеть в тюрьме!», «Отпустите Народного Защитника!».

– Вот, он, смотрите!.. – воскликнул кто-то.

– Теодора Вавилонского отпустили! – подхватил другой.

– Герой на свободе! Ура! – загомонили все хором.

Я медленно прошёл вперёд, улыбаясь и кивая своим сторонникам.

Оглянувшись назад на здание княжеского дворца, я заметил стоявшего на балконе князя Роберта Бобшильда. Его лицо выражало смесь злости и разочарования. Я помахал ему рукой, демонстративно показывая, что не держу зла. Это явно вывело его из себя ещё больше.

Не успел я сделать и нескольких шагов, как меня окружила толпа журналистов. Микрофоны и камеры были направлены на меня со всех сторон. Репортёры наперебой кричали:

– Господин Вавилонский, прокомментируйте, пожалуйста, ситуацию!

– Расскажите, пожалуйста, как это всё произошло!

– Как вы относитесь к решению князя об аресте?

– Вы будете добиваться справедливости?