– Ох, познакомились, – сказала Юля. – Весьма даже…

Нина Федосьевна покивала и поулыбалась:

– А знаете ли, Юленька, он славный мальчик. Правда, слишком замурзанный и немного шумный…

(Юля уже поняла, что больше всего Нина Федосьевна боится шума, и это казалось непонятным у заведующей детской библиотекой; но зато других недостатков у Нины Федосьевны, кажется, больше вообще не было.)

Юля охотно согласилась с краткой Фаддейкиной характеристикой и заглянула в карточку.

Читательские интересы Фаддея Сеткина были крайне разнообразны. Если не сказать – беспорядочны. "Приключения Электроника" и "Оливер Твист", "Словарь юного астронома" и "Воспоминания о сынах полков", "Сказки народов Севера" и "В плену у японцев" капитана Головнина. А еще – «Казаки» Толстого, "Малыш и Карлсон" и "Мифы Востока"…

– Ну и ну, – сказала Юля.

Нина Федосьевна опять покивала:

– Бессистемное чтение, но что поделаешь… И ходит нерегулярно. То глотает семь книжек за неделю, а то не показывается полмесяца. Но с книжками очень аккуратен! Новые даже обертывает… Правда, один раз мы с ним поссорились.

Юля вопросительно подняла глаза.

– Нет-нет, не из-за неряшества. Мы крупно поспорили из-за «Аэлиты». Вы же знаете, Юленька, детям эта книга всегда нравится, а наш милый товарищ Сеткин прочел и заявил категорически: "Чушь!.." Я даже очки уронила. "Как, – говорю, – ты можешь так об Алексее Николаевиче?.." А он знаете что? "Если Алексей Николаевич, значит, врать можно?" – "Что значит, – возмутилась я, – врать? Это же фантастика! Писательское воображение! Ты же сам столько фантастики перечитал и всегда хвалил!" И что же отвечает мне этот юный ниспровергатель классиков? "Фантазировать надо тоже с умом! На Марсе все не так. "Марсианские хроники" Брэдбери и то лучше"… Я, конечно, и сама неравнодушна к Брэдбери, это, безусловно, талант, но… В общем, я не выдержала и сказала, что таких критиков следует ставить носом в угол. И расстались мы сухо.

– А потом? – смеясь, спросила Юля.

– Он не появлялся неделю. А затем откуда-то узнал про мой день рождения и притащил целый сноп васильков. При этом был в новой рубашке и сиял, как начищенный колокольчик.

– Он и сегодня хотел прискакать, – вспомнила Юля. – Обещал в обед меня навестить.

Но Фаддейка пришел только в конце дня. Встрепан и помят он был больше обычного, к оранжевой майке прилипли золотистые чешуйки сосновой коры. Он сообщил, что тете Кире привезли дрова и пришлось их укладывать на дворе в поленницу.

– Таскал, таскал, чуть пуп не сорвал, – он стрельнул искристым глазом в сторону Нины Федосьевны.

– Фаддей… – страдальчески сказала она.

– Ой, простите, Нина Федосьевна! Я нелитературно выразился, да?

– Юля, может быть, хотя бы вы займетесь воспитанием этого гамена? – простонала Нина Федосьевна. Кира Сергеевна, видимо, уже отчаялась.

– Займусь, – пообещала Юля и показала Фаддейке кулак. Он потупил глазки, но тут же дурашливо сказал:

– Гамен – это парижский беспризорник? Вроде Гавроша? Значит, здесь у нас Париж, ура! Да здравствует баррикада на улице Шанврери!

– Не Шанврери, а Шанврери, – подцепила его Юля.

А Нина Федосьевна скептически произнесла:

– Можно подумать, ты читал "Отверженных"…

– Можно подумать, нет! – возмутился Фаддейка.

– Он читал детское издание про Гавроша, – снисходительно разъяснила Юля.

– Фиг тебе! Я все читал.

– Фаддей… – опять простонала Нина Федосьевна.

– А чего она… У нас дома десять томов Гюго, подписное издание.

Юля хмыкнула:

– И ты осилил?

– "Отверженных" осилил. И "Собор Парижской богоматери". Только маленько пропускал, всякие длинные описания. Нина Федосьевна, Юле уже можно домой? Она будет воспитывать меня по дороге.