Автобус свернул на «Омар Бен Оль Хаттаб-стрит» к трехэтажному особняку российского посольства.

Комната, которую выделили спецназовцам, была очень маленькая. Четыре деревянные раскладушки стояли вдоль стен так тесно, что между ними к окну можно было пройти только боком. Но зато здесь была комната с душем и стиральной машинкой. И именно не тесная кабина, а просторная душевая с клеенчатой занавеской и голубым кафелем.

Котов лежал на своей постели, заложив руки за голову, и наслаждался тишиной и чистотой не столько помещения и простыней, сколько собственного тела. За дверью слышался плеск воды и довольное уханье двух друзей, Ларкина и Савичева. Поставленная на самый быстрый режим стирки машинка уже выдала порцию чистого нижнего белья, форменных футболок и носков и теперь старательно крутила в своем чреве армейские бриджи…

Дверь распахнулась, и на пороге появился довольный лейтенант Зимин. Он втащил гладильную доску и большой утюг.

– Во, выпросил, – объявил он, бросая утюг на постель и раскладывая доску у стены. – Исключительно за счет личного обаяния.

– Небось завхозу стихи читал? – улыбнулся Котов.

Переводчик посмотрел на командира странным взглядом и хмыкнул.

– Ну-ка, ну-ка? В глаза посмотри своему командиру! – вскинул брови Котов.

– Борис Андреевич, – проникновенно отозвался Зимин, – хозяйством здесь заведует мужчина. Это выглядело бы несколько странно, если бы я… стихи.

– Вот Сидорин бы удивился, – засмеялся Котов, – если бы ему доложили, что один из его подчиненных подбивал клинья к сотруднику посольства. Таких талантов он в наших рядах еще не видывал. – Видя, как вспыхнул лейтенант, он сразу стал серьезным: – Ладно, шучу. Казарменный юмор!

Телефон, лежавший возле ноги, завибрировал, а потом разразился жизнерадостными трелями. Зимин, гладивший свою футболку, покосился на командира.

– Да! Я слушаю! – схватил трубку Котов.

– Привет, капитан Котов! – раздался женский голос, говоривший по-русски с еле уловимым акцентом. – Вы уже в столице?

От этого совсем русского «привет» на душе стало тепло. Еще минуту назад Котов не представлял, как и о чем будет говорить с девушкой, сидя в кафе. Да, во время боя, под разбитым БМП, им было о чем говорить, а вот теперь… Но после ее слов все как-то встало на свои места.

– Привет, Маша! – весело отозвался он, неожиданно решив называть Мариам тоже по-своему, по-русски. – Да, мы здесь. Валяемся, отдыхаем. Ну как? Наша договоренность остается в силе? Вы покажете мне свою столицу?

– Насчет показать, не знаю, она очень большая, а вот посидеть с вами в кафе буду рада. Можно погулять по Старому городу. Там очень красиво.

– Я – «за» обеими руками, – согласился Котов.

– Тогда встречаемся в кафе «Джемини» на улице Баб Шарки в восемь вечера местного времени.

– Договорились.

– И еще, Борис… – Девушка чуть замялась, и Котов насторожился.

– Да?

– Вы не против, если я познакомлю вас с моим отцом? Я много ему о вас рассказывала. Он привезет меня в кафе на машине, я вас познакомлю, а потом он уедет. У него теперь будет мало свободного времени. Вы не против?

– Конечно, не против.

– Можно вас попросить… назовите меня еще раз… по-русски Машей.

– Хорошо, – засмеялся Котов. – Мне очень приятно вас так называть, Маша.

В половине восьмого вечера капитан прогуливался со своими спецназовцами по старинным камням освещенной фонарями и витринами улице так называемого Старого города. Восточный колорит чувствовался во всем, несмотря на то что было много молодых людей в джинсах, а девушки на людях не прикрывали волосы. Правда, достаточно было людей и в национальных костюмах. Зимин шел рядом и рассуждал по этому же поводу о светском государстве и свободе воли. И о том, почему в Сирии большинство населения так поддерживает президента Асада. Ларкин и Савичев с независимым видом шли сзади, засунув руки в карманы армейских бриджей, и улыбались как мартовские коты.